Взять, к примеру, сегодняшнее утро: с каким удовольствием набил бы он трубку, а вот не набил… Запишет три филлера выгоды… А если вечером пошли бы к реке, если бы зашли в корчму, им понадобилось бы пол-литра вина на троих: считай, пятьдесят филлеров; да один соленый рогалик: девять да десять официанту… Записать в чистую выгоду — срабатывает инстинкт в господине Майзике. Они непременно пойдут вечером к реке, и в книжечке станет одной выгодой больше! Выгадывают они обычно все вместе: первым идет господин Майзик, за ним жена и сын; таким образом сын выучивается, сколько можно заработать, если ничего не тратить. Ах, кабы господин Майзик осмелился сделать еще запись о том, о чем он втайне нет-нет да и размечтается: о страстном своем желании изредка встретиться с хорошенькой девочкой. Какие огромные суммы потребовались бы для этого! Если б хоть раз в неделю он мог сделать такую запись, боже всемогущий, поговаривают, будто такому пожилому и совсем не модно одетому господину это обходится в три пенгё. И если б Агата тоже поведала свою мечту о новом платье, да и Винце, знай, долбит одно и то же: сегодня воскресенье! Это ведь тоже что-нибудь да значит.
— Вечером пойдем гулять к реке, — говорит Майзик.
— Ты это серьезно, Игнац? — спрашивает супруга.
— Серьезно.
— Пойдем вечером гулять к реке? — спрашивает Винце.
— Да, пойдем, — повторяет Майзик.
Они сидят. Майзик глядит в окно. На небо, которое изящно украсилось серебром и становится все красивее, как разгоряченная танцем девушка, — он не глядит. Майзику нет до него дела. Вон там, на окне, растрескалась замазка. Фу-ты ну-ты, в конце лета вынь да положь десять филлеров на замазку! Винце смотрит на латунную дверную ручку. Фу-ты ну-ты, какая она продолговатая и вместе с тем шарообразная. Какая старая и вместе с тем блестящая. Раньше он резко нажимал на нее, так что она, отскакивая вверх, ударяла по пальцам. Под нею отверстие для ключа. Теперь замок работает хорошо, а вот на прошлой неделе в его пружины набился песок… Сколько пришлось с ним мучиться. А однажды пропал ключ! Непонятно, как завалился в тряпку, лишь несколько дней спустя нашли наконец. А уж как искали, совсем рядышком был ключ, ан не звякал, не падал на пол. Заставил их поволноваться пять дней, ждал, пока Майзик вконец не изведется, содрогаясь перед счетом от слесаря.
Винце улыбается. Хорошо, что ключ нашелся. От скуки он рассматривает электрический счетчик. В нем есть колесико. Когда они изредка зажигают электричество, оно вертится. Винце давно уже размышляет над тем, как бы жечь электричество так, чтобы серебристо-красное это колесико не крутилось… «Разве что воткнуть туда гвоздь… но как его воткнешь, не открывая счетчика… страшно трудно что-нибудь придумать…» — Тут ход его мыслей прерывается кудахтаньем со двора.
Агата, до сих пор сидевшая сложа руки на коленях, только и ждала той минуты, когда коричневая курица снесется. Несколько часов напряженно прислушивалась к тишине во дворе и теперь спешит за яйцом. Что май стоит, прекрасная погода, — ей и дела нет. Для нее существует только яйцо. Еще семь филлеров. А у безработного, у которого белые голуби воркуют, целуются на насесте — их нет…
Но вот через глазок в воротах она замечает молодого человека в плаще. Похоже, он одних лет с Винце, на нем длинный, до пят, плащ, в который он запахнулся, словно актер. Подобно тому, как плащ ниспадает ему до пят, вьющиеся волосы ниспадают ему на плечи, и волосы эти расчесывает ветер. И галстук его тоже повязан небрежным бродячим ветерком. На диво всей улице, является он с гор и блуждает по берегу реки. Мельком, гордо и безмолвно смотрит он сверху вниз на людей, подобных Майзику и его домашним.
Смотрит Агата на это нервное лицо, волосы, да неужто и такой женщиной рожден? Представить себе невозможно, что за мысли вертятся у него в голове.
Э-э, вон заговорил с одной дамой, она тоже ему под стать — расхлябанная. «Идите-ка сюда, отец, сын, идите, вон стоит тот, в плаще, послушаем-ка, наконец, о чем он толкует».