Максим проводил меня до двери квартиры и долго не хотел со мной расставаться. Словно предчувствуя беду…
– Иди домой, тебе нужно готовиться к завтрашнему экзамену. Я не прощу себе, если ты его не сдашь. – сказала я, стыдливо пряча глаза.
– Ты сейчас за экзамен переживаешь? Серьёзно? – Максим был зол и обеспокоен одновременно. – А я себе не прощу, если с тобой что-нибудь случится!
Он с силой прижал меня к себе, а я даже не смогла поднять руки, чтобы обнять его. Я чувствовала себя безвольной тряпичной куклой, внутри которой были лишь клубы ваты. Хотя нет, помимо неё была ещё и острая игла, потому что в области груди нестерпимо кололо.
Я зашла домой и направилась прямиком в свою комнату. За спиной я уже слышала мамины шаги. Я рухнула на кровать лицом в подушку и замерла, в предвкушении крика и обвинений. Но мама тихонько присела на край кровати и погладила меня по спине, шмыгая носом. «Хорошо, что ты пришла, дочка! Мне так полегчало…» В ту ночь я не подозревала, что вижусь с Максимом в последний раз.
***
Вопреки всему, Макс успешно сдал первый экзамен. Я узнала эту прекрасную новость из уст его мамы, которая позвонила мне домой после обеда на следующий день.
– Я прошу тебя, не мешай ему… Он и так столько натерпелся за последнее время, ходит сам не свой! – приговаривала она участливым голосом. – Ты пойми, я не против вашего общения, но сейчас не лучшее время для него. На носу ЕГЭ, ему необходимы хорошие баллы для поступления! Как и тебе… Сосредоточься на учёбе, моя хорошая! Сейчас решается ваше будущее! Если любишь, то дай ему шанс поступить в академию! Жизнь ведь не прощает ошибок…
– Да, я Вас поняла. – хрипло ответила я, как на автомате.
– Ааа… как твоё здоровье? Я слышала, что ты сильно заболела… Набирайся сил, моя девочка, пересдашь с другими ребятами! Не отчаивайся!
От её любезностей меня затошнило, и я поспешила закончить с ней разговор. В конце она попросила не говорить Максу о её звонке. В один миг я, наконец, осознала, что в семье Максима страшен вовсе не строгий вояка-отец… «Серым кардиналом» была его мама. Когда я положила трубку, то тишина вокруг казалась оглушительной. В тот момент я хотела дать волю слезам, хотела кричать в подушку или разбить кулаки о стены, лишь бы не чувствовать страшной безысходности. Но сил хватило только на то, чтобы съехать спиной вниз по стенке и уронить тяжёлую голову на коленки.
Тогда я действительно заболела на нервной почве, но ещё не до конца осознавала, что слабость и высокая температура – это не самое страшное, что могло со мной случиться. Я таяла, как свечка, а вместе с тем, и угасала моя любовь.
С Максимом у нас часто случались подобные диалоги в сети:
М: привет, как ты?
Я: нормально
М: а конкретнее? что-то болит? что врачи говорят?
Я: давай потом, я немного занята
М: может быть, я потом тебе лучше позвоню?
Я: нет, у меня голос почти пропал… да и заниматься нужно, Макс
М: ну ладно, удачи тебе. напиши, как освободишься
Я не писала. И ненавидела себя за это, но иначе поступить я не могла. Я забивала себе голову лекциями и тренировочными тестами, чтобы не сорваться и не набрать его номер. Это чувство было сродни ломке у наркоманов, которые держаться из последних сил, чтобы не принять очередную дозу. Но меня держала мысль о том, что я поступаю правильно, освобождая Максима от своего внимания. Я свято верила в то, что у него от меня одни проблемы. Ведь именно это имела ввиду его мать.
Экзамены я сдавала позже, уже с другим классом, когда встала на ноги. Еле наскребла тогда баллы на поступление в местный педагогический университет. Мама радовалась за меня, а я хотела поскорее пойти работать, чтобы помогать ей оплачивать жильё.
Общение с Тасей я старалась поддерживать, потому что через неё я могла узнать, как у Максима дела. Но с ней, по её словам, он общался крайне редко, замыкаясь в себе.