С этой рыжей мордой у пса давние счёты. Он не какой-то дворовый пёс, которого может унизить напыщенный кот, нет, он чистокровный немец. Сейчас в его движениях проглядывалась не только злость, но и ревность. Ведь этот противный мохнатый комок грязи идёт рядом с его хозяином! Идёт так, словно это и его хозяин тоже. Рекс с нетерпением ждал у калитки знакомый щелчок затвора в надежде проскочить. Но его маневр давно изучен и не представлял угрозы для кота.
Я остановился попрощаться со своим собеседником, но тот пошёл дальше, будто во мне и не нуждался вовсе. Беляш даже не сбавил ход, когда я окликнул его, а просто повернул ухо. Одно ухо. Левое. Как они это делают?
— Да пошёл ты сам! — с улыбкой в сердцах сказал я.
— Мяу, — донеслось от пафосного создания, не соизволившего обернуться.
— Вот выпущу Рекса, и посмотрим, как ты замяукаешь.
Но Беляш уже завернул за угол соседского дома, давая понять, что разговор окончен. Животное, одним словом.
— Рексик, Рексик мой золотой, мой мальчик, иди сюда, — пытался я усмирить пса, чтобы он не бросился вдогонку.
Закрыв калитку, я зашёл в дом. Не знаю, что я услышал первым: звук скворчащего масла или запах жаренной картошки, такой золотистой, с корочкой. Разыгравшийся после дальней дороги аппетит сразу дал о себе знать.
Милая хозяйничала у плиты, а Кудряшка сидела рядом за кухонным столом и училась нарезать зеленый лук колечками. На кухне царила гармония. Мои сладкие девчонки при деле. Однако кроме запаха вкуснейшего ужина, приготовленного хозяйкой и маленькой принцессой в воздухе витало напряжение.
—Пап, пйивет, а я лук найизаю, — воодушевленно похвасталась дочка, ведь не каждый день ей доверяют такое опасное и ответственное задание.
Она — вылитая мама. Черные локоны всегда небрежно, но по-киношному спадали на открытый лоб. В карих глазах-пуговках жил детский озорной огонёк. Длинные реснички, заставляющие умиленно смотреть в глаза не отрываясь, и черные, словно нарисованные бровки. Аккуратный носик и сногсшибательная улыбка. Именно такой улыбкой и сразила меня Милая в день нашей встречи. Они даже характером похожи: нежные, заботливые, очаровательные и такие хитрые. Когда им что-нибудь надо, пускают в ход всё обаяние. И ведь невозможно отказать. Я пытался. Тщетно.
— Ты моя сладкая, такая уже взрослая, скоро сама будешь нам с мамой завтраки готовить.
— Аха, — произносит Ралина, не отвлекаясь на мой поцелуй в щечку.
Прям что ты, что ты, деловуша, блин.
Ну, смысла оттягивать разговор нет, надо идти сдаваться любимой, которая, чувствую, специально не смотрела в мою сторону. Боялась понять по глупой улыбке, что всё прошло удачно. Наверное, ни один шеф—повар так сосредоточено не следил за процессом приготовления блюда, как она сейчас. Даже когда я подошел со спины и, нежно обняв, притянул к себе, сделала вид, что ей нельзя отвлечься ни на секунду. Она не хотела слышать, не хотела говорить, не хотела ничего спрашивать, потому что всё уже понимала. Я не решался начать разговор об утреннем собеседовании. Друзьям я бы мог часами пересказывать каждый миг сегодняшнего дня, но только не ей и не сейчас. Знаю, что творится у неё на душе. Знаю, что она боится услышать правду.
Уткнувшись носом в её темно-каштановые волосы, я обрел спокойствие. Как же она вкусно пахнет. Целуя шею жены, я забывал обо всём.
— Не трогай. Опять Рекса всего залапал. Иди мой руки, кушать будем.
Она говорила со мной, и это уже хорошо.
— Я мигом, моя! — боясь разозлить её, рванул в ванную, но, спохватившись, вернулся и поцеловал умную и сдержанную жену, попутно подмигнув дочке. И, вспомнив, добавил:
— А где Богдан?
— А где может быть твой сын? Бросил рюкзак, схватил мяч и убежал к бабушке, — сердито ответила Милая.
Сын молодец, мужиком растёт.
Хотелось ответить, что, по её мнению, наверное, было бы лучше, если бы он не бегал по улицам, а сидел за компьютером круглые сутки, но я чудом сдержался. Иначе этой маленькой зацепки хватило бы, чтобы обрушить плотину и низвергнуть на себя поток слов, которые сейчас кипели в голове Милой.
— Картошка просто бомба! — обжигая рот, я нахваливал ужин. — И лучок так красиво нарезан.
— Не подлизывайся, — выдержав паузу, Милая добавила: — Что сказали?