Он остановился и закричал что было сил:
— Моран! Джурич Моран!
Никто даже ухом не повел. Только кошка повернула голову и посмотрела прямо ему в глаза, словно пыталась сделать внушение касательно хороших манер.
Денис пнул кошку, и она мгновенно утратила все свое высокомерие. С позорным мявом животное убралось на вешалку и там сгинуло.
— Моран! Джурич Моран! Моран!
Никакого ответа.
Денис побежал по коридору. Он несколько раз заворачивал за угол, сбил с ног старушку со свеклой в руке, промчался сквозь пьяного соседа с папиросой, — тот даже не пошатнулся, — перепрыгнул через девочку с бантом на макушке, игравшую с котятами посреди кухни, и вылетел на черный ход.
Здесь должна быть дверь с надписью «Экстремальный туризм».
Вот здесь она была. Денис ее помнит.
Он стоял на площадке, заплеванной, с горами окурков между окон, и глупо таращился в пустую стену.
Там не только не оказалось таблички. Там вообще не было никакой двери.
* * *Анна Ивановна боевиков не смотрела и оттого не смогла бы процитировать любимые фразы классических персонажей, например: «Ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни». Или «В таком случае я найду его первым». Да, фраз она не знала, но безошибочно воспользовалась опытом героев Уиллиса, Ван Дамма и Шварценеггера.
Она нашла Морана первой. Пока Денис благодушествовал, плавая на познавательных детских каналах и изучая строение человека, космоса, Берлинского зоопарка и стаи гиен на австралийских равнинах, его мама храбро отправилась штурмовать твердыню Морана Джурича.
Моран встретил ее на пороге. Он знал, что она придет, потому что увидел ее в окно.
— С вами никого? — быстро спросил Моран. Он высунулся на лестницу, огляделся, втолкнул Анну Ивановну в квартиру и захлопнул дверь, тяжело дыша.
— Я одна, — ответила она, прижимая к груди сумку.
— Что, деньги принесли? — спросил Моран жадно и облизнулся.
— Нет, денег пока нет… Я с разговором.
— Ладно, говорить можно без денег, — согласился Моран. Он схватил ее за руку и потащил за собой.
Анна Ивановна очутилась в кабинете Морана Джурича. Она увидела стол, оставшийся от прежних хозяев, старинный добротный стол с маленьким хорошеньким бортиком, нечто вроде заборчика по краям. Украдкой она потрогала столешницу и проговорила:
— Как хорошо все-таки раньше вещи делали.
На стене, прикнопленные, криво висели полароидные снимки. На них были запечатлены самые разные люди в дурацких карнавальных костюмах. Некоторые фотографии выцвели почти добела, на других расползлась эмаль, одну почти целиком засидели мухи.
— А это?..
— Это? — Моран глянул на снимки, ухмыльнулся. — Мои клиенты, да. Садитесь.
Анна Ивановна огляделась по сторонам еще раз, но в единственном кресле уже сидел Моран. Она деликатно пристроилась на краешке стола. Юбка на ее могучих бедрах плотно натянулась.
Моран спросил:
— У вас это красиво?
— Что? — не поняла Анна Ивановна.
— Толстые женщины.
Он указал острым подбородком на свою собеседницу.
Анна Ивановна вспыхнула:
— Для начала у нас неприлично говорить о внешности малознакомой женщины вообще!
— Мы ведь хорошо знакомы, — возразил Моран. — Я по-дружески спрашиваю. Мне надо знать.
— Толстые… Да с чего вы взяли, что я толстая? Немного в теле, но в моем возрасте… Да вы просто нахал! — рассердилась наконец Анна Ивановна.
Моран улыбнулся обезоруживающей детской улыбкой.
— Я с вами как с подругой.
— Какая я вам подруга! Нахал!
— Друг — мужчина. Подруга — женщина.
— Слушайте, вы пьяны?
— Нет, я иностранец. Серб. Помните?
— Разве у сербов это не… — Анна Ивановна вздохнула, сдаваясь. — Толстая женщина — это некрасиво. В теле — приемлемо. Вас устраивает?