Роберто Бракко
Новорожденный
...Наконец, уже незадолго до рассвета, вору нашлась работа. Упавший духом и утомленный долгой беготней и продолжительным бесполезным пребыванием в засадах, он сидел теперь возле темных и пустынных, как кладбище, садиков площади Кавура, на тротуаре, смоченном сыростью атмосферы, проклиная свою несчастную звезду и смотря на медлительные телеги, с величавым и звучным грохотом колес двигавшиеся между внушительных дворцов старинной широкой улицы Фориа по направлению к улице Музея или к Константинопольской. На его счастье, когда он высмотрел человека для нападения, ни одна телега не проезжала, а ехавшие, было слышно, находились очень далеко.
Времени для нападения у него несомненно было достаточно. Он набросился сзади на прохожего, шедшего с сонно расслабленным видом, и, придавив ого рукой за шею, крепко держа его, заявил:
— Живо! Все, что у тебя есть!
Подвергшийся нападению был человек небольшой и хилый. — он и не подумал сопротивляться.
— Не убивай меня,— взмолился он, стуча зубами, с подгибающимся коленями, становясь еще меньше, чем был в действительности. — Бери часы и цепочку, только не убивай меня, не делай мне так больно!
— Часов и цепочки мало.
— Они золотые...
— Мало. Давай и деньги.
И он приставил ему к шее отточенный нож.
— Постой... Не убивай... Какая тебе радость убивать меня? Дам все, что хочешь. Постой.
— Я сам сделаю. Так лучше будет.
Он поспешно обшарил его карманы, вынул оттуда платок, ключ, сигары и бумажник, сунул ему обратно в руки ключ и платок и спокойно отпустил его.
— Отправляйся по своим делам, только не оборачивайся. Покойной ночи.
Жертва бросилась бежать, как преследуемая мышь, он же, горя желанием узнать, что содержал в себе бумажник, тотчас перескочил через низкую проволочную решетку, окружавшую сады, и проскользнул в укромную аллею, где можно было посмотреть добычу, не боясь быть накрытым. Осенняя ночь была прозрачна. Звездное небо доставляло ему довольно света. И уже присев на корточки, он намеревался раскрыть бумажник, когда тень женщины, сидевшей на четверинках под деревьями почти рядом с ним, заставила его вздрогнуть от ужаса. Но в то же мгновение женщина, тоже в страшном испуге, выпрямилась и тревожно заговорила:
— Нет! Нет! Ты не можешь донести. Не можешь! Я еще здесь. Я не ушла еще. Я еще его не бросила. Не можешь донести!
На земле неподалеку, в небольшом углублении он увидел сверток.
— А, каналья! — воскликнул вор, стараясь умерить вырвавшийся у него из души крик. — Это мертвый ребенок!..
— Живое дитя! — сказала она, думая оправдаться. — Мальчик это. мальчик, и живой!..
— Дай посмотреть.
— Не трогай. Он спит.
— Спит?
— Красивый он у меня такой, здоровый родился, несчастненький; и будто мне с ним никогда и не расставаться, четыре дня его у себя украдкой держала и лелеяла... не могла встать с постели, а подруга, которая за мной потихоньку ухаживала, не могла того сделать, что мне приходится. Но вот сегодня ночью и у меня тоже, и у меня не хватило духу убить ого...
— Потому ты его живым хотела зарыть?
— Нет!.. Нет!.. Хотела его на судьбу его оставить... Думала: кто знает, может быть, Господь милостивый и поможет ему!
— А яму эту не ты ему вырыла, падаль ты эдакая?
— Не я выкопала, клянусь, не я. Нашла ее тут. Точно она ждала...
— И на холоду на таком хотела невинную душу оставить, собственного ребенка? На холоду хотела оставить? что, неправда?
— Не можешь на меня донести, не можешь донести, потому чти еще я его не бросила!
— Самая ты подлая скотина, какая только есть на свете! И каторги за твою подлость мало. Идем за мной!..
Он схватил ее за руку, видимо собираясь тащить за собой. Она не стала защищаться, только пригрозила:
— Если донесешь, скажу, чтобы тебя за разбои взяли.
Он немедленно отпустил ее и укусил себя за пальцы обеих рук. Потом спокойно спросил у нее:
— Ты меня видела?
— Я сюда с той стороны пробралась, там темнее. И вдруг вижу, сидишь ты на панели. Не стала убегать, думала, ты из полицейских. Если бы убегала, пропала бы, мог услышать меня. Легла здесь на скамейку, стала ждать, чтобы ты ушел. Ты не уходил, я и не шевелилась. Когда ты бросился на того человека, думаю себе: „Мазурик это, слава Богу!“ Тогда и я поднялась с места. Пока ты это свое дело обделывал, я маленького и положила в ямку, ямка уж и была тут. Я не думала, что ты потом сюда придешь... Да видно, мы грешники, и хочет черт погубить нас! Вот пришел ты сюда, а теперь, если молчать не будешь, и я не помолчу. В каторгу, так уж вместе!