В том, что я так всем невольно хочу доказать, что все кругом говно и сволочи, а я так хорош, умен, талантлив и чуток, вы, ебаные в рот суки, виноваты сами. Вы и только вы! Я вас за это ненавижу, потому что всего-то ничего мне надо было в жизни (всего ничего — это потому, что я хороший очень и скромный; в чужих небесах попусту не летаю, хотя по-моему мне все всегда рады), всего ничего, говорю, надо было, такую малость мне хотелось, которой у кого только нет и с такой легкостью и неотъемлемостью как собственное имя, а у меня нет этого и не знаю, будет ли. По уставу, что ли, не полагается? А? Как ты думаешь, Хосподи?
Ведь это же ужасно, когда у человека нет того, без чего он совершенно не может обходиться! Ведь ничего страшнее нет! Как вы думаете, если вообще, думать не разучились ещё? Как это страшно, когда у тебя нет того, без чего ты не можешь жить. А ведь живешь. Не можешь жить, а живешь. Почему Хосподи не понимает, что сам себе наживает врагов? Дурак он что ли? Наверно, ведь нет. Может отец его в детстве мало порол? Как можно было так со мной поступить?! Как можно было так поступить с Имярекой? Как можно было так поступить со всеми нами?
Вам смешно, очевидно? Отольются слезки-то мои, отольются. Бля буду. Смешным я вам кажусь? Ну смейтесь, смейтесь. Да только я и умнее вас, и тоньше чувствую и больше умею. А вы смейтесь. Из-за вас, можно сказать, страдаю. Смейтесь, смейтесь. Хуй бы со мной и моим прерывистым сном.
IV
Я не понимаю, какого хуя! Почему, когда мне звонят и говорят: «Макс, нам на студии нужна твоя «клавиша»! (Тогда-то и тогда-то.)», то «клавиша», в моем, разумеется, лице, немедленно одевается и топает пешком на эту самую ебаную студию, но зато когда мне нужно всего-то лишь то, что мне, собственно, одно-то и нужно на данную жизнь, то я… должен сосать хуй. Сосать хуй и ждать, продолжая сосать, когда можно будет перестать сосать. Как вы смеете меня унижать изо дня в день?! Шли бы вы на хуй, друзья дорогие! Пососите с мое, а потом уже творите, выдумайте, пробуйте, делайте лучше меня, с нами, как мы и окровавлЕнная жопища.
Просто есть люди, которым просто стыдно и несовместно с их видением мира другого заставить ждать, заставлять ждать целыми днями, месяцами, годами, а в промежутках звать этого ожидающего в гости, пить с ним водку, веселиться и пенять ему на то, что, мол, где его юность, пенять на то, что он, де, старик в свои двадцать пять, спрашивать, чего это он так не весел, опять амбиции что ли заели — есть такие люди, которым просто стыдно и несовместно с их человеческим обликом так поступать; есть люди, которые живут в постоянном страхе, как бы не сделать чего-то такого, из-за чего кто-то сможет подумать о них как о тех, которым не стыдно и охуительно совместно с чем угодно и без какого бы то ни было вреда.
Не буду переходить на личности. Пусть себе живут все, как Всевышнею КАкой отпущено. Пускай себе идут на тот хуй, каковой им Предвечным завещан, и суют в ту пизду, в которой уютней, теплей и домашней.
V
В компьютере неуютно, нелипко, немягко и нетепло. Сразу в него нельзя. Только настоящий Мересьев, самоуверенный и прямой, глубоко убеждённый в необходимости своего земного существования, может себе позволить сразу, без предвариловки и на «ура». В самый рай с первого раза. На санях с бубенцами на тройке и какую-нибудь священную деву там отодрать, что, в сущности, мне безразлично. Не надо думать, что я на чем-то съехал. У меня все в порядке. Короткая прическа и счастье в личной жизни беспредельно. Или, я бы даже сказал, беспрецедентно. И беспримерный подвиг совершен, и тру-ля-ля, и нет цветов прекрасней асфоделей, и нас спасет красота, покуда мы не боги (каждый со своей посудой), а совокупность особей, в просторечии — мирок.
Все мы как-то измазались, но горя все ещё мало. Что со мной, скажем, бы Боженьке сделать, чтоб я окончательно охуел?! СПИДом меня заразить, чтобы я хлебнул настоящего горя с точки зрения обыденных человеков? Зарезать в темноте какого-нибудь переулочка? На самолете разбить? Что?
У меня совсем нет друзей, только они об этом не знают. Им со мной весело. Надо мной всегда можно похихикать и сделать вид, что я дурачок, в то время как ой-ой как не хочется признаваться себе, что общение со мной почти всегда дает ощущение соприкосновения с чем-то неведомым. У меня нет друзей.