— Да, — говорил мне Антон через четыре часа, — твою квартиру мы сдали. Я бы ее с удовольствием и дальше держал для тебя на всякий случай, но Клеменс был против. Он придерживался мнения, что мы и отсюда должны извлекать прибыль. Плата увеличилась вдвое. Дама работает в университетской клинике, врач-радиолог.
— У нее явно хватает времени, чтобы в середине рабочей недели поливать после обеда свою петрушку за окном.
— Ты не можешь отказать даме в одном свободном дне на неделе. Она очень много работает, я знаю. Может, выпьем еще кофе?
Мы сидели в ресторане «Folies Gurmandes» в Льеже, где мы с Антоном бывали раньше. Антон бросил все свои дела и поехал со мной сюда. Теперь он мог себе это запросто позволить. Он больше не был единственным молодым хозяином: они с братом Клеменсом руководили фирмой вместе, отец умер прошлой зимой. Вот только Гизель, свою возлюбленную, Антон до сих пор не смог ввести в семью, потому что клановыми делами по-прежнему заправляла мать. От коммерции она всегда держалась в стороне, но матримониальные дела семьи — это была ее сфера. Разумеется, я помнил ее по корпоративным праздникам. Это была «маленькая красивая женщина с каменным сердцем»: характеристика принадлежала не мне, так хором описывали ее оба брата. Поэтому Антону приходилось по-прежнему совершать путешествия за границу, крадя время у себя самого.
— Мне немножко обидно, что вы не прислали мне известие о смерти отца, — сказал я.
Антон пожал плечами и сказал, что сожалеет. Ему не было прощения. Про меня просто забыли, хотя я был уже почти членом семьи, но все же не совсем: глава клана не могла ничего мне диктовать.
— Ты ведь был так далеко, понимаешь? Километрах в пятистах? Или шестистах? В ту сторону света мы вообще смотреть не привыкли.
— А не планируете открыть филиал в столице? — спросил я.
— Точно нет. Но раз уж на то пошло: мы бешено разрастаемся. В Гамбурге филиал уже есть, скоро открываемся в Брюсселе и в Мюнхене, на очереди Париж.
Он помешивал свой эспрессо, как и прежде, полностью поглощенный этим занятием, опустив голову. Я был почти растроган, узнав этот его жест. Потом он посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— И тут нам нужен еще кто-то, чтобы все организовать.
Судя по тому, как неудержимо Антон захохотал, вид у меня был достаточно дурацкий. Но он взял себя в руки и сказал:
— Я серьезно. Прошу, подумай. В конце концов, ты ведь во всем этом разбираешься. Или ты все забыл, сидя среди книг? Как ты вообще-то поживаешь? Что там делается, в глубинке?
В этом весь Антон: через четыре часа общения он впервые спрашивает меня, как я поживаю. Но его бурная радость, крепкие объятия там, в магазине, не теряют от этого своей цены. В противоположность матери его сердце не из камня. Он был весь — воплощенное добросердечие и великодушие, но, как и для всех Мюнценбергов, свет для него клином сходился на фирме и семейном клане, несмотря на то что именно Антона этот клан сильнее всего третировал. По большому счету Мюнценберги жили в радости и довольстве в своем собственном мироздании, а все, что еще водилось в остальном мире, воспринимали просто как придаток. К этому придатку они могли порой относиться с искренней симпатией, о чем красноречиво свидетельствовала бурная радость Антона. Но их собственный мир был дан им от рождения, и обменять его на другой им бы никогда в голову не пришло. Это относилось и к большинству сотрудников фирмы. В этом они, по сути дела, вели себя очень современно. В конце концов, вспомним, что в последние годы так называемый работодатель — предприятие, концерн — стал для многих людей их настоящей родиной, потому что он казался могущественнее и в каком-то смысле надежнее, нежели государство или семья. Тот, кто еще не был отпущен на вольные хлеба и по-прежнему принадлежал к этой общности, тот ощущал здесь практически тепло материнской утробы и защиту гораздо более мощную, чем та, которую собственная семья или государство уже давно и обеспечить-то не могли. И крайне редко случалось, что кто-то уходил, как я, из фирмы «Дель’ Хайе & Мюнценберг», чтобы заняться чем-то другим.
Об этом другом я ему теперь и рассказывал. Я рассказывал о создании библиотеки, о Зандере и Фродо. Детсадовская история Зандера его позабавила. О попытке поджога библиотеки во время ее открытия он слышал и даже на минуту вспомнил обо мне, как он утверждал. Но ведь в итоге ни с кем ничего не случилось. Я рассказывал про других обитателей территории, про Анну и Зельду, про Карстена Неттельбека, который основал «Неуловимую территорию», потратив кучу денег, которые неизвестно откуда взял. Про эту газету он слышал и даже пару раз держал в руках, но в целом ему вполне достаточно «Аахенских новостей», помимо специальных отраслевых изданий, разумеется. Я рассказал о молодежи, которая создала «Метрополис» и гонялась за старыми фильмами. Это ему очень понравилось, что меня поразило, потому что Антон в кино обычно не ходил. Возможно, его привлекало вообще все далекое, экзотическое: старые фильмы! Элемент роскоши во всем этом; в конечном счете деликатесы тоже были роскошью, своеобразным излишеством. Я воспользовался его симпатией к этому проекту и упомянул о фонде, который полгода назад был создан для поддержки «Метрополиса». Он сразу изъявил желание участвовать и заявил внушительную ежегодную сумму.