Я рассказал об анархистах и их борьбе против супермаркета. Это его тоже позабавило. Я посоветовал ему, если он когда-нибудь окажется в столице, посетить ресторан «le plaisir du texte» и рассказал историю его хозяина. А потом — трагическую историю скрипичного мастера и пуговичницы. Об этом он тоже что-то читал и был поражен, что я оказался непосредственным свидетелем этого покушения.
Наконец, я рассказал ему об «Алисе в Стране чудес» и об Элинор. Он слушал очень внимательно и, казалось, был расстроен, когда я заявил, что не знаю, чем все это закончится. Возможно, он в глубине души нас уже обручил. Антон питал пристрастие к таким историям, вероятно, по той причине, что сам не только не мог жениться на своей Гизель, но даже показать ее не мог, пока мать была жива.
— Таким образом, ты не знаешь, останешься ли здесь.
— Именно так.
Он попросил счет и подытожил:
— Как я уже говорил, мы хотим во благовременье открыться в Париже. Подумай на эту тему.
Потом наклонился чуть вперед и добавил:
— Кстати, ко мне приходили двое следователей из оперативной группы «Экономическая преступность переходного периода», почти сразу, как только ты уехал.
— Даже не знал, что такая группа существует, — сказал я. — Что хотели?
— Хотели узнать, не замешан ли ты был в махинациях на черном рынке после свержения хунты.
— Боже!
— Ты ведь этим не занимался, или я не прав?
— Слушай, а как я мог этим заниматься, сам-то посуди? — спросил я.
— Вот и я подумал.
Счет принесли в закрытом футляре. Антон мельком глянул на конечную цифру, ввел ее через кредитку и попросил у официантки чек. Потом выудил из внутреннего кармана пиджака купюру для чаевых и поблагодарил в своей обычной манере, которая представляла собой нечто среднее между восхищением и двусмысленностью. Он протянул мне ключи от машины и сказал:
— Бери машину. Я пойду к Гизель. Увидимся завтра?
Я кивнул.
Я прошел насквозь квартал Карре и вышел прямо к крытой стоянке, где стояла машина Антона. Все жители Льежа гуляли по улицам или сидели в открытых кафе и ресторанах. Была половина десятого, июньский вечер набирал обороты. Я углубился под навес, нашел машину Антона Murakami 8 VC — та же марка, какая была у Мариэтты Кольберг, когда ее поймали. Я поехал немного в объезд, через Эйпен, а потом через Высокий Венн, где меня и застигла темнота. На мгновение меня охватила паника, зато какое облегчение я испытал, когда показались первые огни Аахена. Я поставил машину под окнами частного дома, где жил Антон, и бросил ключи в почтовый ящик, как мы договорились. Потом побрел сквозь летнюю ночь, хранившую дневное тепло, к своей гостинице. Завтра я поеду в Париж, думал я, и навешу Грегора Корфа.
28
Я попал на «InterEurope 554», то была копия поезда, которым я прибыл сюда. Благодаря модернизации трассы, прежде всего — благодаря улучшению самих поездов, поездка до Парижа с 1 июня длилась всего 1 час 56 минут, с остановками в Льеже и на трех брюссельских вокзалах. Было двадцать минут первого, когда мы прибыли на Северный вокзал. Я сразу сел в метро и проехал пятнадцать остановок до бульвара Распай. Выйдя наверх, на дневной свет, я не стал раскидывать руки в приветствии, здороваясь с Парижем. Я приехал сюда не как турист и не хотел вести себя как праздный гуляка. Я отправился прямиком на кладбище. Впрочем, у меня не было ни малейшего представления, где искать могилу. Я просто об этом не задумывался. Могила Грегора Корфа явно не будет указана на общем плане у входа. Мне нравилась мысль, что он лежит где-нибудь рядом с Беккетом или Брассаем. Вряд ли рядом с Андре Ситроеном. И конечно, не возле Сартра и Бовуар; это было бы для него слишком жирно. Тем временем я просто шел вперед, останавливаясь то возле одной, то возле другой могилы, затем шел дальше, и уже через полчаса понял всю бесперспективность своего замысла. Была половина второго; июньское солнце припекало. Я повернул назад и направился к стойке информации, или к администрации кладбища, не знаю, как это все у них называлось. Там я спросил шестидесятилетнего мужчину со слегка водянистыми глазами и рыжеватой бородкой, где находится могила месье Корфа. Он взглянул на меня с видимым удивлением, ведь мой вопрос не был связан ни с одной из знаменитостей, потом включил компьютер и начал искать. Первое, что он сказал, я не понял, вернее, понял не все, и не потому что французский у меня был не первой свежести, — просто он шепелявил. Я дал месье понять, что я иностранец, а именно немец, и попросил его говорить четче. Наконец я узнал, что могилы Грегора Корфа уже два месяца не существует, потому что плата за нее долгое время не вносилась. Платил некий Пьер Роман, бывший профессор Эколь Нормаль Суперьер на улице д’Ульм, как пояснил мне месье в ответ на мой вопрос. Я не решился спросить, почему, собственно, бывший преподаватель из Эколь Нормаль оплачивал могилу моего предполагаемого отца, но он наверняка не мог этого знать. Сферой его компетентности был покой мертвых, а не мотивы живых.