Он чуть ли не молил Уорда об этом, но тот лишь бросил мелочь на стойку: утро кончилось, и Джастину наступало время съесть рубленый бифштекс и яблочный пирог в кафетерии напротив, где белокурая официанточка ввиду сырой погоды была завита особенно старательно.
- Ты ничего не ешь, Чарли.
- Аппетита нет.
- Тебе надо поесть. Посмотри, на кого ты похож!.. Признайся, от Луиджи плохие вести?
Бармен подумал, потом честно ответил:
- Нет, не плохие.
- Но ты встревожен?
- Нет, не встревожен. Мне просто не терпится, чтобы поскорей настал вечер, а лучше - завтрашний день.
- Чего ты ожидаешь?
Неожиданно, беспричинно его потянуло уйти на кухню и выплакаться перед женой, потому что он чувствовал: нервы у него вот-вот сдадут, голова-кругом, а Джастин упорно не идет навстречу. Ему захотелось услышать добрый грубый голос Кэнкеннена - это его подбодрит. И Чарли позвонил Бобу.
- А, это вы! - встретила его в штыки старая экономка.- Поздравляю и благодарю: по вашей, так сказать, милости, я больше не вижу Боба. Если он вам нужен, думайте сами, где его найти.
Не сконфузься он так в тот раз, когда ездил на Холм к Честеру Норделу, Чарли отправился бы, пожалуй, в типографию потолковать с издателем. Вероятно, не сказал бы ему ничего, во всяком случае, ничего существенного, но, может быть, нашел бы там видимость поддержки и это облегчило бы ожидание.
- Ты считаешь меня порядочным человеком, Джулия?
- Ты самый лучший муж и отец на свете. Это не совсем прямой ответ на его вопрос. Ну и что? Вероятно, как раз в таком ответе он и нуждался.
- На следующей неделе мне придется съездить в Кале.
- Знаю.
- Откуда?
- Да ведь ты должен купить мне новогодний подарок... Ну, скоро скажешь, что такого важного пишет Луиджи. Ты же недаром сжег письмо.
Значит, сходила-таки наверх посмотреть. Прочитала бы она письмо, если бы нашла?
- Почему ты все время смотришь на часы? Кто-нибудь должен приехать?
Может ли он ей сказать, что произойдет?
- Сегодня никого не будет. Тут уж такой народ: в снег или в гололед еще вылезают из своих дыр, в дождь - ни за что.
Тем не менее Саундерс заскочил пропустить стаканчик после завтрака, хотя, чтобы пробежать метров двадцать по тротуару, вынужден был накинуть на голову мешок.
- Хэлло, Чарли! Счастлив видеть тебя на ногах, старина...
Удивленный штукатур повернулся на табурете:
- Что это ты высматриваешь?
- Ничего.
Мимо проехала машина. Номерной знак - массачусетский. Не та.
- Знаешь, на что я трачу большую часть дня у себя в мастерской? Делаю дочкам рождественский вертеп. Высота пять футов, занавес настоящий, открывается, ширина достаточная, чтобы уместиться сзади на корточках. Столяр бесится: я постоянно клянчу у него то гвозди, то клей... Ждешь кого-нибудь?
- С чего ты взял?
- Вид у тебя такой, словно ты кого-то ждешь. Кстати, о Джастине. Вчера встретил его там, где он вряд ли хотел быть замеченным.
- Где?
- Он заходил к старухе. Ну, к той, что живет за кожевенным заводом. Он меня не видел, и я этому рад. Как ему только не противно?.. Чарли!
- Да, да.
- Что я сейчас сказал?
- Как только ему не противно?
- А что не противно?
- Не знаю. Извини, Джеф. Это все лекарства: я ими буквально напичкан.
Он идет под дождем. Заходит к Китайцу. Покупает продукты, которые ему вряд ли придется есть. А минут через двадцать проследует мимо бара в обратном направлении- со шляпы льет вода, пальто набухло.
Это, конечно, произойдет, как всегда, на улице, и на земле останется лежать похожая на куль темная мокрая масса.
- Послушай, Джеф...
- Да?
- Мне что-то нехорошо. Я, пожалуй, выпью с тобой стопочку джина.
А ведь достаточно набрать номер Китайца, который Чарли помнит наизусть, попросить Джастина, сказать ему...
Бармен внезапно почувствовал, что ему просто необходимо выйти на кухню и увидеть Джулию.
- Что-нибудь ищешь?
- Нет.
Он всего-навсего взглянул на последнюю фотографию детей, приколотую к стене над столом. Они вот-вот вернутся из школы.
- Где малышка?
- Она клевала носом, и я уложила ее в постель вместе с куклой.
Когда Чарли вернулся в бар, Саундерс уже ушел. Итальянец остался один на все долгие часы ожидания. Бильярдная напротив была пуста, и старый Скроггинс, дремавший с открытым ртом в плетеном кресле, издали казался похожим на мертвеца.
Чарли пришла мысль позвонить Луиджи, но он понимал, что делать этого нельзя. Ни в коем случае. Быстро спускались сумерки. Эти, наверно, уже в городе: наводят справки, ждут полной темноты. Услышав телефонный звонок, бармен вздрогнул и подумал: "Они?"
Звонила, однако, подруга Джулии - ей понадобился рецепт пирога. Разговор нескончаемо затянулся. Джулия блаженно улыбалась, теребя край передника.
Мимо окон прошел Уорд. Вернулся к Элинор, запер за собой дверь, угрюмо поднялся по лестнице, занес покупки в комнату. Может быть, посмотрел на себя в зеркало. Потом опять двинулся к выходу, и старуха Адаме, распахнув вдогонку дверь, упрекнула его: он не снял галош и оставил на лестнице грязные потеки.
Потом он нагнул голову и, прижимаясь к домам, проследовал по улице, пересек мостовую, вошел в бильярдную и заговорил со старым Скроггинсом, который, хоть и оказался живым, не потрудился встать с кресла. В бильярдной тоже был телефон. Уорд и Чарли видели друг друга через дорогу. Джастин не снял пальто; это означало, что сейчас он появится в баре. Наступает его время.
В обоих заведениях горело электричество; витрина Гольдмана тоже сверкала, но более белым и резким светом: у старьевщика стоят специальные лампы.
Джулия закончила разговор, и Чарли попросил:
- Выйди посмотри, нет ли на улице машины, а то я боюсь, как бы меня опять не прихватило.
В баре потянуло холодом, но Джулия сразу же закрыла дверь.
- Стоит одна, чуть подальше Гольдмана.
- Мотор включен?
- Я не прислушивалась.
Она уже направилась в кухню, как вдруг Чарли взглянул на часы и вскрикнул:
- Дети!
- Что дети?
- Они уже вышли из школы!
Бармен решился: он сейчас натянет пальто, возьмет шляпу и пойдет встречать их. Но не успел. Джастин Уорд принял пилюлю, застегнул пиджак, пальто и, взявшись за ручку двери, бросил старому Скроггинсу еще несколько слов. Потом распахнул дверь, поднял ворртник и наклонил голову, собираясь ринуться сквозь стену дождя.
Со стороны показалось бы, что Джулия все поняла - так напряженно она смотрела на мужа, хотя на самом деле ее напугала его каменная неподвижность.
Машина почти беззвучно рванулась вперед, и над улицей, словно отскочив от стен, раскатились четыре выстрела. Тормоза трагически взвизгнули на крутом повороте, автомобиль обогнул дом Элинор и понесся по Главной улице вверх на Холм.
Ни Чарли, ни Джулия не шелохнулись. Она лишь мельком взглянула на темную массу, осевшую на край тротуара, и на белую руку, свесившуюся в лужу.
Потом спросила:
- Ты знал?
И в свой черед вскрикнула:
- Дети!
В уличной мгле засуетились люди. Чарли влез в рукава пальто, и Джулия, бегом нагнав его, сунула ему шляпу и шарф.
Она знала: он идет не туда, куда сбегаются любопытные, а на угол, где с минуты на минуту появятся дети.
Воздух разорвали сирены "скорой помощи", полицейских машин, а еще через несколько секунд Кеннет Брукс распахнул дверь бара и возбужденно окликнул:
- Чарли!
И тогда Джулия молча указала ему с порога на своего мужа: освещенный лампами в витрине Гольдмана, он шел по тротуару, держа за руки обоих старших детей.
1950 г.