А Чарли в разгар "сухого закона" ** работал, к примеру, в Чикаго в ночном клубе, где собирались чуть ли не все гангстеры, и ему случалось обслуживать самого Аль Каноне***.
В Нью-Йорке, в одном из не слишком спокойных кварталов Бронкса, он принимал ставки для букмекера****, и как-то ночью типа, которому он минутой раньше налил двойное виски, пришили прямо у выхода из бара.
* Административный центр штата Род-Айленд (сев.-вост. США).
** 1920-1933 гг.-период запрещения производства и продажи спиртных напитков в США
* * * Аль (правильнее Эл) Капоне(1899- 1944) известный чикагский гангстер.
**** Лицо, частным образом принимающее и записывающее заклады от публики при заключении пари на различных (преимущественно конных) состязаниях. 18
В Детройте... Чарли мог бы часами выкладывать подобные истории в доказательство того, что разбирается в людях, особенно в людях известного сорта.
Собственником, а им он теперь был, не станешь без некоторого знания людей, и Чарли по-прежнему верил, что ошибся не так уж непростительно. Прежде всего, как удалось приезжему сразу же отыскать их квартал? Это не совсем обычный квартал, и, даже подойдя к нему вплотную, нужен известный нюх, чтобы не проскочить мимо.
В этом смысле он похож на бар Чарли: тот тоже не имеет ничего общего с остальными барами.
Его посещают шериф и другие приличные люди: заведующий почтой, местные ремесленники, один адвокат-холостяк. Все, кого это интересует, знают, что здесь единственное место в городе, где принимают ставки во время скачек и бейсбольных чемпионатов. На выборах Чарли продает до двухсот голосов. Иногда, часам к десяти вечера, сюда завертывают мирно пропустить стаканчик и поболтать девочки вроде Мейбл и Авроры.
Это не проститутки. Проституток в городе вообще не водится, если не считать пожилой пьянчужки, живущей поблизости от кожевенного завода; по субботам к ней, сунув в карман плоскую бутылку с виски, закатываются рабочие.
Мейбл и Аврора - маникюрши и живут на одной улице с Чарли, снимая меблированные комнаты в доме Элинор Адаме, вечно разглагольствующей о своих хворобах, слабом здоровье и потихоньку попивающей джин для поддержания сил.
Но что значат эти детали для постороннего человека? Холм, Вязовая улица, квартал коттеджей, окруженных лужайками и кленами, - тут все понятно с первого взгляда. Любой сразу сообразит, что здесь живут "белые воротнички" - врачи, юристы, управляющие и заместители управляющих, многодетные семьи с прислугой, приходящей один или несколько раз в неделю.
Достаточно прочесть надписи на почтовых ящиках, чтобы знать, чьи фамилии упоминаются местной газетой в связи с балами, благотворительными базарами, свадебными торжествами.
А вот район кожевенного завода кишит людьми, понаехавшими отовсюду: это пять-шесть сотен мужчин и женщин, многие из которых говорят на никому не понятных языках.
Последние двадцать лет фермеры, коренные жители края, осевшие здесь, как правило, еще несколько поколений назад, добиваются, чтобы завод снесли; на каждых выборах этот вопрос обсуждается особенно оживленно.
Эти богатые фермеры редко появляются на людях, а уж в барах - почти никогда, предпочитая встречаться в своем клубе, каменном здании напротив городского сада. Зимой, когда их угодья покрыты снегом, они уезжают на солнце - во Флориду или Калифорнию.
На улице, где живет Чарли, находятся, во-первых, его бар, затем прямо напротив, бильярдная - мрачный, не очень опрятный зал с почерневшими картинами на стенах; из-за них вид у помещения еще более сомнительный.
Через несколько домов-лавка старьевщика, ссужающего деньги под заклад. Он - один из немногих городских евреев. В одной витрине выставлены ружья и фотоаппараты с бору по сосенке; в другой- бижутерия; сама лавка завалена старыми чемоданами и саквояжами.
На той же улице располагаются меблированные комнаты Элинор Адаме и, в самом конце, чуть в глубину, кинотеатрик, тоже не такой, как обычно: невзрачный, с соблазнительными афишами, неизменно сексуального содержания. Чарли в него не ходит. Есть там еще склад похоронного бюро, столярная мастерская и павильон аттракционов, набитый автоматами; за несколько никелей можно загнать полдюжины шаров в лунки, пострелять из пулемета по картонным кораблям, сыграть партию в автоматический бейсбол или записать свой голос на пластинку.
Так вот, приезжий разобрался во всем этом. Заранее знал, что он здесь найдет, и пришел прямо сюда, не задерживаясь на Главной улице и ни у кого не спрашивая дорогу.
Накануне Чарли, может быть, и ошибся. Слишком поторопился. Поддался общему настроению. Тем не менее он готов поставить десять против одного, что приезжий все равно остановится у мамаши Адаме.
Зато подробности того, что произошло у шерифа, Чарли узнал только в одиннадцать утра. Звонить Бруксу он не стал - был слишком обижен, но тот в конце концов сам вошел в бар через черный ход, когда хозяин, выстроив бутылки на стойке, принялся наводить блеск на зеркальной полке.
Кеннет Брукс-мужчина шести футов росту и соответственной комплекции, любит ходить в расстегнутом пиджаке, выставляя напоказ серебряную звезду*, приколотую зимой к жилету, летом - к рубашке, и не снимает с пояса револьвер самого крупного калибра. Жена у него болеет, и живется ему нелегко. Когда Брукс не в настроении, он звертывает к Чарли пропустить стаканчик преимущественно по утрам: в это время в баре либо вообще никого, либо одни завсегдатаи.
Сегодня они дуются друг на друга, и Брукс, сдвинув шляпу на затылок, лишь ворчливо бросает:
- Привет!
* Отличительный знак американского шерифа.
- Привет! - отвечает Чарли, который в нормальной обстановке, по давно заведенному обычаю, придвинул бы шерифу стакан - пусть нальет себе выпить, хотя по закону бар еще должен быть закрыт.
Кеннет с минуту расхаживает вдоль стойки, потом принимается вертеть бутылки и вздыхает:
- Ну и ночку ты мне устроил, Чарли! Век не забуду.
- А ты мне - рекламу что надо! Прикатил с включенной сиреной и револьвером наизготовку, как в гангстерском фильме.
- Будь это убийца, дело могло бы стать опасным.
- А он оказался безобидным честным парнем, так, что ли?
- Почем я знаю, кто он?
Откровенно говоря, обоим малость стыдно, и они украдкой сконфуженно поглядывают друг на друга. Да и впоследствии они постараются пореже вспоминать о сегодняшнем разговоре. До того как заглянуть в бар, Брукс приготовил завтрак жене - она опять слегла, что отнюдь не улучшило его настроения. Потом он прибрался. Они живут над офисом шерифа, и как раз под их спальней расположены две арестантские, забранные черными решетками и обычно пустующие.
- Во всяком случае, личность он не из приятных, и я буду рад, если он обоснуется не у нас.
- Он что, собирается осесть в городе?
- Не знаю. Спросил у меня только адрес какой-нибудь меблирашки в этом квартале, словно заранее был уверен, что такая существует.
- Ты послал его к Элинор?
- Да, к ней.
Итак, Чарли не ошибся. Это было ему приятно, и он пододвинул к шерифу стакан.
- Кто он?
- Не знаю. Я спросил, как его зовут: он ответил - Джастин Уорд; а когда я стал добиваться, настоящее ли это имя, он сказал, что имеет право называть себя как ему вздумается.
Я попробовал выспросить, откуда он приехал; он ответил, что, будучи гражданином Соединенных Штатов, по конституции не обязан отчитываться в своих передвижениях.
- Вызвать адвоката не потребовал?
- Ему адвокат не нужен: он знает законы получше, чем я, да и любой в нашем городе. Не успел войти ко мне в офис, как сразу заявил, что последовал за мной добровольно и - опять-таки добровольно - ответит на те вопросы, какие сочтет уместными. Потом попросил стакан воды и устроился в кресле. Как назло, жена несколько раз стучала в потолок, и мне приходилось подниматься к ней-то дай ей попить, то одеяло поправь, то окно приоткрой, словом, обычная история. Он спокойно ждал, не показывая виду, что потешается надо мной. Ну и тип! Ты ни за что не угадаешь, сколько у него в кармане. Без малого пять тысяч долларов! И не в бумажнике, а навалом, перетянутые резинкой.