Выбрать главу

Но если в разуме заключен корень зла, значит, исцеление от зла должно обретаться для человека в отсутствии разума, в безумии (об этом ключевом моменте мировоззрения поэта можно было бы догадаться по его псевдониму). С точки зрения Блаженного, «сумасшедший» — позитивная характеристика («Мне недоступны ваши речи на людных сборищах столиц. Я изъяснялся, сумасшедший, на языке зверей и птиц»).

Блаженный жил в эпоху поклонения Разуму. Можно только догадываться, каким отвратительным казался ему людской мир. В одном из своих стихотворений («Все равно я приду к вам однажды…») Блаженный глухо выругает «проклятое племя двуногих» — вот она, оскомина от «сострадания избытка». Вселенная Блаженного, как будто бы вокруг невидимой точки, вращается вокруг Зла, никак не может оторваться от Зла. Об этом — стихотворение Блаженного про детей, умирающих в детстве, одно из самых страшных стихотворений во всей русской (полагаю, что и во всей мировой) поэзии.

Дети, умирающие в детстве, Умирают в образе зайчат, И они, как в бубен, в поднебесье Маленькими ручками стучат. «Господи, на нас не видно раны, И плетей на нас не виден след… Подари нам в небе барабаны, Будем барабанить на весь свет. Мы сумели умереть до срока — Обмануть сумели палачей… Добрести сумели мы до Бога Раньше дыма газовых печей. Мы сумели обмануть напасти, Нас навеки в небо занесло… И ни в чьей уже на свете власти Причинить нам горести и зло».

Понятно, почему наследие Блаженного оказалось почти не востребованным современным читателем, — я не представляю, как «человеку нормы» можно осознать такой уровень сострадания, такой взгляд на бытие. Блаженный мог бы стать кумиром хиппи и «зеленых» — и не стал им; хиппи и «зеленые» ждут от жизни другого и воспитаны на совершенно иной литературе. Одной стороной своего творчества Блаженный связан с еврейской (хасидской) традицией, однако другая сторона этого творчества, несомненно, растет из русских культурных корней. Я бы даже сказал — из самых глубинно-исконных русских культурных корней, из почвы, из причитаний юродивых (Вениамин Блаженный — брат Василия Блаженного), из Голубиной книги, из хлыстовства, из таежных апокрифов бог знает какого века; не случайно у Блаженного есть стихи о Клюеве — написанные совершенно в традиции Клюева. «Патриотам» Блаженный был бы гораздо нужнее, чем «либералам», ведь «классический либерал» — глобалист и оптимист, а «патриоты» — как правило, антиглобалисты и антицивилизационщики. И при этом, уверен, большая часть «патриотов», ознакомившись со стихами Блаженного, не обрадуется. Вообще поэзия Блаженного как-то попадает в самые актуальные и в самые модные проблемы нашего времени — как серебряная игла целителя: нынешняя эпоха радикально усомнилась в человеческом разуме. И при этом Блаженный совершенно чужд современному мышлению, чужд до неправдоподобия.

Когда слово и его смысл не соответствуют друг другу, в зазоре между ними возникает симулякр — факт, симулирующий действительность. Общественный трибун клеймит воровство — и тут же отправляется воровать; архитектор постройки публично заявляет о ее незыблемости — и сразу на глазах у всех постройка рушится. Наше время — время симулякров. Нелюбовь современного человека к цивилизации — главный из симулякров. Попробуй отними у такого человека кондиционер. Или компьютер… А Блаженный — честно прошел свой путь. Он сказал, что обречен на страдания, — и действительно претерпел страдания. Он восславил нищету — и прожил почти всю жизнь в настоящей нищете. Он воспел безумие… И он стал безумцем. А быть безумцем — не так легко, как мнится сентиментальным романтикам.