В новой книге Степановой “человечье и оруще” тело изображено в любви, болезни, смерти, во сне, игре, повседневном быте, труде, включая стихотворный, — краткая энциклопедия тела в поэзии. Энциклопедия эта сильно лирическая, душа “оруща” тут не меньше тела — в радости и горе не только “физиологии”, но и “малой истории”, коя есть своего рода физиология “большой истории”. “Малая” — если и не следующий впритык за физиологией уровень систематизации мира, то через одну-две ступеньки. Скажем, история твоей семьи, рода в веселой трагедии “Сарра на баррикадах”. Или вполне “историческим процессом” оказывается международный чемпионат по футболу (открывая книгу и озадачивая читателя: Господи, а футбол-то зачем?!). Дело поэта — проследить, как в результате, скажем, гулянок на чемпионате “меняется европ таинственная карта”, а с нетаинственной картой Европы работают историки. Или вот факт физиологии городского пространства летом 2004 года, когда Манежная площадь соединяла разрушенную гостиницу “Москва” и дотла выгоревший Манеж (“Воздух-воздух”), так что души этих руин должны были непременно общаться в лироэпическом времени поэта Степановой. И душа с душою говорит — в ее малой истории. Осмысливание поэзией малой истории, в отличие от тенденций “нового историзма”, вокруг которых в культурологии не затухают споры (самые горячие по оси Восток — Запад), — конечно, совсем не новая работа, это лироэпос. Дело это древнее, а его бесспорность Степанова отстаивает в того рода личном высказывании, что заслужило реабилитацию от эстетики постконцептуализма с его верой в права новорожденного на лиризм, если поэт сознает, куда он родился.
Апофеозом малоисторического места и времени становится стихотворение “Балюстрада в Быково”. Болевую линию этого места автор ощущает в полуразрушенной балюстраде работы Баженова на территории больницы в подмосковном Быкове — “В смирной глуши облысевшей, / Родственной, словно кровать”. Еще одной удачи из рода “перевертывающих” Степанова достигает на этот раз прорывом не в литературный, а в лирический факт . До Степановой не знали мы, что некоторые из нас способны откликаться на полусмытый след малой истории (балюстраду эту самую), словно это мать родная. “Мерить и мерить ее перешагом, / Дактилем и сантиметром. / Стать ее тайным приспущенным флагом, / Явным волнуемым ветром”. Волны оплакивания и экстаза подбирались исподволь — как тревожащая рябь — и вот уже обрушиваются с рискованной высоты поэтического исступления на ненаглядную “ падшую архитектуру ”: “Чтобы ее и меня совмещали в тетради / (пушкин-у-моря, степанова-на-балюстраде ) ”... Диковинные эти речи, видимо, исходят из той точки , что завершает старую незабываемую фразу: “И как воздух из недер шара / Выпускает себя душаа”5, а теперь двойное “а” становится тройным, множится, длится...
Лиля Панн.
Нью-Йорк.
1За удачную обложку оформителю Кириллу Ильющенко можно простить перегибы на местах — красный шрифт, которым набраны все тексты!
2Премия им. Бориса Пастернака (2005) присуждена Марии Степановой.
3Ср. “Ритм как теодицея” С. Аверинцева — “Новый мир”, 2001, № 2.
4См.: “Крещатик”, 2005, № 1.
5В книге М. Степановой “О близнецах”.
Русская а-топия
Книга Бориса Дубина посвящена современности — но “современность”, по Дубину, имеет двухвековую протяженность, она начинается приблизительно в конце XVIII века — вместе с романтизмом. “Современность” (modernitй, modernity, Modernitдt) — это “эпоха „культуры” в ее новейшем, универсалистском понимании — как динамического многообразия смыслов, организованных на началах субъективности”. Рассматривая разные аспекты нашей социальной и культурной жизни, исследователь вновь и вновь возвращается к рубежу XVIII — XIX веков. Делается это не только ради установления генезиса настоящего — того настоящего, которое составляет предмет наиболее острой заинтересованности автора, основной для него точки приложения сил. Причина заключается в том, что настоящее для Дубина исторично и потому не может быть рассмотрено как изолированный (а следовательно, остановленный) момент времени. Социальные тенденции, смысловые структуры и символы современной культуры не предъявляются читателю как зафиксированная данность, как аналитическая характеристика “текущего момента”. Они почти в каждой статье прослеживаются как подвижная становящаяся реальность, не изымаемая из исторической динамики.