Из наметившегося ряда не выпадает и «Бармалей». Подобно кивку «Мойдодыра» в сторону Маяковского и эксцессов раннего футуризма, «Бармалей» содержит легко читаемый намек на африканское путешествие Гумилева и сопутствующие обстоятельства. Шокирующий эффект гумилевских побегов в Африку хорошо известен; о сопутствующих обстоятельствах Чуковский рассказал в посвященном Гумилеву очерке, опубликованном посмертно: петербургские литературные и нелитературные обыватели распустили соблазнительный и позорный слух о том, что вся африканская эпопея Гумилева — плод поэтического воображения. К примеру, во время доклада о путешествии в редакции «Аполлона», где Гумилев демонстрировал свои африканские трофеи, один из самых знаменитых остряков той эпохи задал поэту провокационный вопрос: почему на обороте каждой шкурки отпечатано лиловое клеймо петербургского городского ломбарда? В зале поднялось хихиканье — очень ехидное, ибо из вопроса сатириконствующего насмешника следовало, что все африканские похождения Гумилева — миф. «На самом же деле печати на шкурках были поставлены отнюдь не ломбардом, а музеем Академии наук, которому пожертвовал их Гумилев», — завершает Чуковский рассказ об этой скандальной истории [52] . Скандал вокруг путешествия и возвращения Гумилева запечатлелся в «Бармалее» беззлобно, при «факультативности сатиры», как выразился по сходному поводу Ю. Тынянов. Подчеркнутая автоирония надежно опосредует пародию: издевательский «педагогизм», убогая дидактика исходят как бы не от Чуковского, а от некоего третьего лица, двойника-антипода автора.
Таким образом, в сказках Чуковского подспудно запечатлена почти столетняя история русской литературы, взятая в ее наиболее шумных эксцессах, в ее скандальных всплесках. Вместе с тем в этих сказках не лишенным парадоксальности способом засвидетельствовано единство творчества поэта и сказочника с работой критика, литературоведа, историка литературы. Скандальные эпизоды литературной истории стали, впрочем, не столько «темами» сказок, сколько стимулами для их создания, прикровенно запечатленными в самих созданиях, — чрезвычайно характерная особенность поэтического мышления Чуковского.
Журнальный вариант: о премии «Anthologia»
ЛЕВ ОБОРИН
*
ЖУРНАЛЬНЫЙ ВАРИАНТ:
О ПРЕМИИ «ANTHOLOGIA»
Оборин Лев Владимирович — поэт, переводчик, критик. Родился в 1987 году. Аспирант Российского государственного гуманитарного университета. Шорт-лист премии «Дебют» (поэзия, 2004, 2008). Стихи публиковались в журналах «Волга», «Зинзивер» и в Интернете, переводы — в журналах «Иностранная литература» и «Воздух», статьи и рецензии — в журналах «Новый мир», «Знамя», «Воздух», «Вопросы литературы». Статья печатается в рамках дискуссии о современной поэзии, открытой в «Новом мире» (2010, № 1) статьей Ильи Кукулина.
Среди российских поэтических премий «Anthologia» обладает своеобразной весомостью. Хотя ее материальное выражение сводится к почетному диплому, она престижна по двум причинам: это, во-первых, исторически высокий статус журнала «Новый мир», а во-вторых — состав лауреатов за все годы существования премии.
С февраля 2004 года премия отмечает выдающиеся достижения современной российской поэзии. Обычно это поэтические сборники. Кроме того, три последних года специальный диплом выдается критику, пишущему о поэзии.
Координаторский совет (фактически — номинаторы и жюри) премии: главный редактор «НМ» Андрей Василевский, члены редколлегии — Ирина Роднянская и Владимир Губайловский и редактор отдела поэзии Павел Крючков (присоединился к совету в 2005 году). А лауреатами «Anthologia» стали: в 2004 году — Максим Амелин, Инна Лиснянская, Олеся Николаева, Олег Чухонцев, в 2005-м — Мария Галина, Бахыт Кенжеев, Юрий Кублановский, в 2006-м — Дмитрий Быков и Вера Павлова, в 2007-м — Ирина Ермакова, в 2008-м — Михаил Айзенберг, Сергей Гандлевский, Борис Херсонский, в2009-м — Мария Ватутина, Тимур Кибиров, Лев Лосев (посмертно) и Александр Тимофеевский. Специальный диплом за критику в 2007 году был вручен Евгении Вежлян, в 2008-м — Михаилу Айзенбергу, в 2009-м — Даниле Давыдову.