— Тебя что, они купили?!
— Кто?! Я не выступал!
В 12 часов дня выступление повторили — да, этот голос был похож на мой. Из “моих” слов следовало, что только коммунисты имеют право на власть, у них опыт. “А я кто? Геолог. Мое дело открывать для народа месторождения...”
Что за бред?! Этих слов я нигде никогда не говорил! Но мне позвонила даже бывшая жена, повторила упреки, которые уже довели меня до потемнения в глазах... Звонили учителя, журналисты...
Мой голос теперь в городе знали многие, и люди были уверены: это я, это мой голос!
Ко мне стучались. Пришел какой-то бородатый парень, физик с магнитофоном, стал объяснять, что из моих всяких-разных выступлений могли надергать куски и склеить. Но все равно не получилось бы того, что звучало по радио!
Друзья из экспедиции поехали на радиостудию выяснить, откуда взялась запись. Им ответили, что в 7.00 пленку с текстом на студию принес такой же, как они, геолог, показывал удостоверение помощника кандидата. Кто, какой геолог, какой помощник?! Из наших никто не ходил на радио!
— Но голос вашего кандидата? — спрашивали на радио. — Это же он?
И снова крутили пленку, и мои соратники только вздыхали да зубами скрипели.
Ничего себе шуточки!
Но я-то почти сразу понял: это гениальная подделка моего знакомого Ильи Лазарева. Да кто поверит? И все же стал наконец что-то объяснять группе поддержки:
— Понимаете... есть у меня знакомые... я не могу сказать, где он работает... — Потом те же слова — прибежавшим ко мне журналистам, но эти только ухмылялись...
Старая геологиня Евгения Николаевна встала со стула, погасила окурок, сплюнула и прохрипела:
— Скажи уж честно — сдрейфил! — И ушла.
Что мне оставалось делать? Вечером в пятницу бегать по городу, кричать, что я не верблюд? А в субботу и вовсе нельзя агитировать. Можно было лишь надеяться, что люди поймут, что имели дело с подделкой. Все-таки я не совсем так произношу букву “с” — Илья Лазарев слегка шепелявит из-за своего зуба... да и говорю я медленнее... а он соорудил речь прямо скорострельную... но, конечно, очень близкую по темпераменту на все мои речи...
В субботу я напился. В воскресенье лежал дома, запершись, смотрел телевизор.
К полуночи сообщили: победил кандидат коммунистов, рабочий Петр Коноваленко — правда, с небольшим отрывом в 3,4 процента. Но победил!
Утром в понедельник я выпил в “Рюмочной” стакан водки и побежал искать встречи с Ильей. Я ему всю морду разобью.
Но Лазарев словно ждал меня — встретился совсем неподалеку от моего дома, на улице. Он был в спортивной курточке с красными полосами (у меня есть точно такая!), в джинсах, в кепке.
— Ты?! — прошептал я, подходя к нему и сжимая кулаки до звона.
Илья улыбнулся, даже просиял: счастлив, мол, видеть тебя. Но как бы только сейчас сообразив, что розыгрыш мне был неприятен, дернул щеткой усов.
— Да ладно, чего ты?.. — И отступил на шаг. — Это ж просто игра.
— Какая игра?.. Какая?.. — Я задыхался.
— Я же знаю — ты не особенно и хотел!.. — тихо втолковывал он мне, оглядываясь на прохожих. — Ты сам признавался!
— Дело не в этом!.. — бормотал я и удивлялся сам себе. Я думал, что, встретив его, буду орать на всю улицу, но слова застревали в гортани. — Вы же говорили — Запад... демократия... а поддержали их. Вам заплатили? Заплатили?
Лазарев потемнел лицом, помолчал, сдерживаясь, и ответил:
— О нет. Я делаю то, что я считаю нужным.
“Но зачем же тогда?..” — хотел я спросить, но уже понял: он отомстил. За отвергнутую дружбу.
5
Прошло лет семь. Я был в командировке в Мексике — тамошнее правительство пригласило группу российских геологов для переговоров с их Министерством недр. Здесь прознали, что мы практически бесплатно помогли Кубе отыскать весьма важные руды, и, видимо, были заинтересованы в контактах с сибиряками.
Мы жили в гостинице в центре Мехико, слегка задыхались (город расположен на два километра выше уровня моря), да и дружеские возлияния нас утомили. К слову сказать, более мерзкого напитка, чем пулькэ (водка из кактуса), я в жизни не пил, сколько ты ни выжимай в стакан лимонов.