Нёбо — небо желудка.
Капитализм — это плохо. Но он дает время и право додуматься до чего–то лучшего. Другие общественные системы не дают такого права.
Вооруженный до вставных зубов.
— Убери сейчас же доброжелательное выражение с лица!
— Почему я его должен убрать?
— Мошенники слетятся! Тебе же будет хуже!
Зло может со стороны внезапно войти в человека, и он, не успев опомниться, совершает злодейство. Тогда в чем же он виноват? Он виноват в том, что ему была дана вся жизнь, чтобы не оставлять в душе свободного места для зла. Но он осторожно придерживал свободное место, не давая добру заполнить его, и это место в конце концов заняло зло. Не давал добру расширяться, и в этом был его сознательный грех. Но почему он оставлял это свободное место в душе? В ожидании, что счастье влетит в него, как ласточка.
Инспектор–ангел, пролетая над нашей Землей, воскликнул: “Боже, Боже, какая провинциальная планета!”
Из подчеркнутой скромности скромно выпирал горб гордыни.
Залюбовавшись миражом, прозевал оазис.
Еще одна забота для бывшего советского человека: учитывается ли на том свете стаж веры на этом? Отвечаем: учитывается. Для россиян — год за три.
“Кто не грешен, пусть кинет свой стакан в пьяницу!” — сказал он. И никто не кинул.
Мало того, что он сидел с переполненным мочевым пузырем, его еще все время втягивали в разговор о засухе.
Опомнившийся ум — это ум, понявший, что есть нечто умнее ума.
Наша доброжелательность — лучший возбудитель мошенничества против нас.
Писатель, прособаченный литературой.
Двадцатилетний футурист — любопытно. Пятидесятилетний — омерзительно.
Фазиль Искандер
ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
Случайные записки
Похмелье — смена страдания, как форма отдыха психики.
Надо ли было выходить из гоголевской шинели, чтобы попасть в сталинскую шинель?
Человек, согрешивший против другого человека, в своем покаянии должен испытать страдания, превосходящие страдания человека, против которого он согрешил. Только в этом случае он имеет шанс быть услышанным.
Предают не только из соображения выгоды или злобы на человека, которого предают. Чаще всего предают, чтобы почувствовать себя значительным в момент предательства, вершителем судеб.
Метафизическую карикатурность цели Наполеона Толстой передает через физическую карикатурность жестов и слов Наполеона. И он прав. Читатель, легко воспринимая физическую карикатурность Наполеона, начинает понимать карикатурность его метафизической цели. Что и требовалось доказать.
Мысль этого человека запуталась и никак не могла выпутаться из паутины его собственного слабоумия.
Щедрый распахивается от избытка собственного тепла. И от этого получает удовольствие.
Скупой запахивается от избытка собственного холода. И от этого получает удовольствие.
Наелся на ночь — и стало грустно. Вот так всегда. Видимо, переполненный желудок давит на душу, а это ей неприятно. Чтобы хорошо себя чувствовать после еды, или не надо иметь душу, или есть так, чтобы желудок не притрагивался к душе. Из всего этого следует, что душа расположена в непосредственной близости к желудку. Недаром праведники подолгу голодают: расширяют пространство души за счет желудка.
В молодости читал книгу Фрейда о сновидениях. Многие сны он остроумно и проницательно объясняет подавленным половым стремлением. Но иные сны он совершенно произвольно и даже смехотворно, с маниакальным упорством объясняет тем же. Я тогда же подумал, что он сам не вполне здоров, зациклен на этой теме.
Недавно случайно прочел, что невеста Фрейда долго не выходила за него замуж. И он страдал от этого. Не тогда ли он зациклился?
Стал бы Фрейд знаменитым Фрейдом, если бы его другой Фрейд тогда вылечил? И не лечил ли он себя тем, что лечил других?
Писатель Георгий Семенов с беззлобным смехом когда–то рассказал об одном писателе, у которого роман начинался эпической фразой: “У оленя болела голова...”
— Наверное, олень был с похмелья, — сказал я.
— Скорее автор, — рассмеялся Георгий.