Улетел туалетный утенок.
Ангелоидом стал нетопырь.
В магазине горящих путевок
Не отыщешь бесплатной — в Сибирь.
Гусь свинье и товарищ Кащею,
Чуть живой заводной соловей,
Ты бросаешься веку на шею,
Кто угодно по крови своей.
Век тебе отвечает, как может,
Разноцветными нитками шит:
Ворожит, ублажает, корежит,
Лезет в душу, на помощь спешит…
Благородный любитель халявы,
Теневой председатель жлобья,
Даст тебе он и денег, и славы.
А потом — закопает в себя.
Даст тебе он и зрелищ, и хлеба,
И земное подобье судьбы,
И — сквозное присутствие неба
Над любым пятачком городьбы…
* * *
Откупорив бутылку об оградку
Газончика, взошедшего на днях,
Губами припадешь к миропорядку —
И скроешься в неброских зеленях.
Земную жизнь пройдя по захолустьям,
Привал устроишь в парковом лесу, —
И бабочка — лимонница, допустим, —
Как желтый ангел, сядет на джинсу…
* * *
Взявшиеся словно дважды два,
Запиши пришедшие слова.
Звездочки в количестве трех штук
Нарисуй над ними (ноутбук
До сих пор — не по карману, что ж,
Без него, сдается, проживешь
Лет еще… Бог знает сколько лет…).
Погляди в окно. Поешь котлет.
Ржавой переделкинской водой
В общем душе голову помой —
И — подкожно — сквозь житье-бытье
Вдруг почувствуй время как свое…
* * *
За палаткой кучкуется пьянь,
У небес вымогая десятку,
Вместо дури подсунувший дрянь,
Наркодилер идет на посадку.
И приписан к последней строфе
Телефонный звонок анонима,
И заказан — как столик в кафе —
Олигарх, проплывающий мимо…
* * *
В свете стоячих небес — обтекаемый взглядом
Самодостаточный блок да в придачу к нему
Звуки газонокосилки за домом и садом,
Словно держащее «до» бесконечное «му»…
Медлить не хочется. Хочется медлить вразбивку
С чем-то другим, например, с убеганьем вперед…
…Град подмосковный горазд молотить по загривку.
Ясно как день: это камешки в твой огород…
* * *
Он кончается во мгле —
Как без марафета —
День, сидящий на игле
Солнечного света.
Время топчется в груди
Вместо эпилога.
Но маячит впереди —
Вечная дорога…
* * *
Что ты видишь, кроме этих стен?
Бледное подобье перемен,
Где на стыках уличных паров
День качает в люльках маляров.
Осень спит, — и сон осенний мглист,
И тебя лениво, словно лист,
Загоняет в собственный подъезд
Неохота к перемене мест…
* * *
Перелицованные дни,
И жизнь твоя чужой сродни,
И безымянный трафарет,
Похожий на автопортрет,
И эта улица не без
Висящих наискось небес,
С которых снег идет, виясь,
Двоясь, водою становясь…
* * *
Съеден шоколадный Дед Мороз.
После торта «Птичье молоко».
Тянется невидимый обоз.
— Далеко ли? — спросишь.
— Далеко…
— А давно ли?
— Может быть, давней,
Чем живем на белом свете мы.
…День ползет.
Как белый муравей.
Белый муравей из белой тьмы.
* * *
Я подтяну живот, а ты лицо подтянешь —
И мы продолжим путь дорогою добра…
От пятен на ковре с лихвой избавит «Vanish»,
От подковерных игр — отсутствие ковра…
Приписанным к Земле частицам звездной пыли,
Ниспосланным сюда в эпоху перемен,
Нам дали этот мир, чтоб мы другой лепили.
Не покладая рук. Не разрушая стен…
Александр Яковлев
Домашние люди
Яковлев Александр Алексеевич родился в 1955 году. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Печатался в журналах «Октябрь», «Юность», «Ясная Поляна» и др. Живет в Москве. В «Новом мире» публикуется впервые.
Так вот все и происходит. Главное — время выбрать.
Соседская девушка пришла, когда жены дома не было.
1
Агеев здоровается с Даниловной, словно венок на могилу возлагает. Лик у старушки не живописный. Кожа туго обтягивает скулы и челюсти с длинными зубами. Время остановилось на иссиня-желтых цветах, истребив краску в глазах. А дальше растерялось, исчерпав все свои злокозненные задумки. Ну а наряд Даниловна изобрела сама: желтый платочек с мелким синим узором, белая блузка, серая юбка. В таком тусклом обличье пребывает Даниловна лет двадцать. А может, и больше. Просто два десятка лет стоит дом. Нет у него более длинной истории.