Стандартный набор благих пожеланий, которые звучат всякий раз, когда заходит речь о реформе высшего образования. Хуже всего то, что часть из них уже воплотилась. Не знаю, как насчет Испании («У нас в Испании, Испании, Испании в почете высшее образование…», как поется в песне). А на руинах советского университета все это даже бурно процвело. И опора на «среднего студента», и сокращение специальных предметов, чтобы не перегрузить его нежные мозги, и ползучая гуманитаризация.
В целом: второразрядный текст выдающегося философа.
К тому же, книга эта уже выходила. В Минске, в том же переводе, и доступна в сети [15] . Только убрано минское предисловие, в котором рассказывалось, что Ортега-и-Гассет родился от отца и матери. (Есть такая разновидность предисловий: предисловия для бедных. Точнее, для ленивых — кому лень в словарь лезть. Или в Википедию.) А вот статья Х.-Э. Санчеса «Хосе Ортега-и-Гасет как педагог», к сожалению, оставлена; наверное, без нее книжка уж совсем бы тоненькой была.
Правда, у Санчеса, кроме пересказа биографии (испанская разновидность «предисловия для ленивых»), есть еще аккуратный реферат сочинений Ортеги на педагогическую тему. Дело нужное — если бы не такой вот слог: «Потеря колоний наполнила испанцев горечью, печалью и пессимизмом».
Сочувствуешь, конечно. Не испанцам с их грустью, а русскому читателю.
Валентин Фердинандович Асмус. Составили В. А. Жучков и И. И. Блауберг. М., РОССПЭН, 2010, 479 стр. («Философия России второй половины ХХ в.»).
О том, как РОССПЭН издает Густава Шпета, мне уже приходилось писать [16] . И вот новый «кирпич»: Валентин Фердинандович Асмус.
Асмус, конечно, не Шпет, но его тоже жалко.
Книга эта, как и в случае с Ортегой, уже выходила. В другом издательстве и под более скромным названием. «Вспоминая В. Ф. Асмуса…» (М., «Прогресс-Традиция», 2001). Что вполне отвечало содержанию сборника, наполовину состоявшего из воспоминаний о философе (и воспоминаний самого философа, кстати, очень любопытных).
В предисловии к тому сборнику составители (почти те же, что и у нынешнего) сетовали, что «в силу разных обстоятельств» не смогли представить «богатый архив» Асмуса. И выражали надежду, что «со временем он будет тщательно исследован и откомментирован и в той или иной форме станет достоянием широкого круга читателей».
Время это так и не наступило. Снова, вероятно, помешали «разные обстоятельства». Жаль, что они не помешали переиздать эту книгу — раздув ее по сравнению с предыдущей почти в полтора раза.
За счет чего? Добавлено несколько статей Асмуса — но не из «богатого архива», а уже печатавшихся в других (и отнюдь не недоступных) изданиях. И пять мемуаров. Два из которых уже публиковались ранее, а остальные три ничего нового об Асмусе не сообщают. Единственное, что как-то содержательно отличает новый сборник от предыдущего, — это более полный список опубликованных работ ученого и три впервые опубликованных письма Асмусу Пастернака. Скажем так, не густо.
Зато при подготовке нынешнего издания составители снабдили зачем-то все воспоминания заглавиями в лучших традициях советско-газетного стиля. «Мужество человека и исследователя», «Подлинный ученый и педагог», «Наставник и творец».
Никто не спорит, что Асмус был фигурой незаурядной. Но вот чтобы «крупнейший русский философ ХХ века», «крупнейший отечественный мыслитель прошлого века, творивший в своем отечестве», «ученый с мировым именем»...
Смогли бы составители или мемуаристы назвать хотя бы одну-две оригинальные философские идеи у «крупнейшего русского философа ХХ века»? Или хотя бы одну-две по-новому сформулированные проблемы? Сомневаюсь.
Дело, думаю, не только в de mortius aut bene , aut nihil . Большинство из авторов воспоминаний пришли в философию в конце 1940 — 1950-х годах. Естественно, что Асмус, с его эрудицией, знанием классических и европейских языков, с элементарной порядочностью и доброжелательностью, значительно выделялся на фоне тогдашней философской профессуры. Об этом, почти дословно повторяя друг друга, пишут его бывшие ученики. «Типичный университетский профессор… Будто ненадолго приехавший к нам из Берлина, например, или из Кенигсберга…» (Ф. Т. Михайлов).