Картина идет два часа и четко, математически делится на три части. Первые сорок минут — приближение катастрофы; вторые — подробная, без жалости и снисхождения экскурсия в ад; в последней трети — на помощь размозженным, испытывающим нестерпимую боль живым персонажам приходят умершие, чтобы утешить, забрать с собой или дать силы жить дальше.
Уже в первой части становится ясно, что для всех главных героев привязанность к любимым — единственное средоточие жизни. Это болезненная, небезопасная привязанность [18] , подпитываемая страхом в любой момент ее потерять. Юные клоуны потому и едут венчаться, что заражены СПИДом и не могут рассчитывать на долгую счастливую жизнь. Они надеются, что, венчанных, — их на том свете не разлучат. Для мальчика Артема, живущего с ненавидящей его матерью и подкаблучником отчимом, неприкаянный Папа — единственный свет в окошке. Для алкоголички Гали возвращение дочерей из детдома — последний шанс сохранить с ними связь (детей уже чуть не отдали на усыновление). Жизнь у всех держится на одной ниточке, и в конце первой трети фильма Сигарев ее одним махом перерезает.
Вот парочка новобрачных качается в электричке. Одинаковые перчатки без пальцев, одинаковые железные обручальные кольца… Молодая жена довольно басит: «Вот, повенчалися, такие!» — «Да. Теперь дальше не страшно», — вторит любимый, которого она зовет «Мама» (он ее, в свою очередь, — «Гришка»). «А мне наоборот — страшно. И еще этот дятел долбаный»… Подваливает паренек с тухлым взглядом. Стреляет сигарету, потом просит денег. Ему дают. Он уходит, приметив пачку купюр. «Во упырек! Хорошо хоть ножиком не полоснул!» Гришка хрипло смеется. Параллельно — Галины девочки садятся в маршрутку, едут. Одна у другой рисует на спине: «Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал поезд запоздалый…»
Молодые собираются наконец выпить. Но «упырек» возникает снова, зовет новобрачного в соседний вагон — помочь надеть тяжелый рюкзак. Муж уходит. Гришка ждет, смотрит, качаются раздвижные двери вагона. Монтажный стык: мальчик Артем из первой истории вскидывается на кровати с отчаянным криком: «Папа умер!» Папа, собственно, ушел в воду на десятой минуте картины. Но мальчика ощущение непоправимой беды накрыло только сейчас. Ровно тогда же, когда и Гришку. Она вдруг лихорадочно вскакивает, бежит к двери, отчаянно ломится в соседний вагон… Дверь, дрожа от страха и возбуждения, держит давешний упырек. Молодая женщина, разбив стекло, глядит в окошко между вагонами. Видит, как человек пять отморозков прыгают на голове ее мужа, превращая ее в кровавое месиво. Еще один снимает это все на мобильник. Беспримесное, чистое зло. «Вы че? Он же больной! Вы че делаете?!» Гришка мечется по вагонам: хрипло орет: «Помогите!» В вагоне мужики солидные, крепкие. Никто даже не шелохнулся. Гришка рвет стоп-кран. Ба-бах. Резкий толчок. Скрежет. Звук автокатастрофы. По логике экстренное торможение поезда вряд ли могло привести к столкновению с маршруткой. Просто мир у всех рушится одновременно.
Гришка в больнице трясется, сидя на корточках. Сигарев дразнит и нас и ее надеждой. Из-за двери, куда увезли ее мужа, выходит паренек с загипсованной ногой покурить, говорит: «Повреждения средней тяжести, врач сказал». Являются менты. Один циничный, мордатый. Другой — тупой. Циничный начинает у Гришки брать показания. Отправляет тупого узнать насчет повреждений и опросить пострадавшего. Тупой появляется через минуту: «А че ты меня послал? Он же умер» И вместо реакции Гришки мы видим Галю, которая во дворе уговаривает воющую собаку: «Ну что ты? Скоро хозяйки твои приедут» А мимо нее на негнущихся ногах проходит милиционерша из детской комнаты — ей уже сообщили. Галя, все поняв, бежит за ней по темной ледяной улице и только кричит: «Говори! Говори!»