И вдруг накрыло: женским визгом и воплем, железным грохотом, отвратительным скрежетом, пронзительным свистом и многоголосым, отнюдь не только протопоповским матом. Симпатичный Антон рванулся совсем уж неведомо куда, Таня выпустила его руку, по инерции полетела на асфальт, изрисованный мелом, пачкая и обдирая локти, колени и все на свете. И еще, дура, хотела вскочить и возмутиться, когда из глаз хлынуло, горло разодрало, словно она пыталась проглотить ежика, с дикой болью прорвался кашель, — а то, что ее потянули волоком куда-то в сторону, как мешок с картошкой, уже и не имело особого значения. Она проехалась животом по каким-то проводам, что-то рухнуло сверху — миллиметраж! — а рот ко всему залепило колючей и противной тканью. Последнее было слишком: Таня попыталась отплюнуться, а когда не получилось, вцепилась зубами.
— <... ... ...> !!! — заорал Дима Протопопов. И захлебнулся кашлем, не закончив сей содержательный спич.
Дернул Таню вверх, ставя на ноги, и они побежали.
Никогда бы она не подумала, что Димка так быстро бегает. Поспеть за ним было совершенно немыслимо, особенно с обожженной дыхалкой, и очень скоро Таня повисла на его руке, перестала двигать ногами и полетела следом, как сумка на длинном ремне. Правда, получилось так у них недолго. Танино безжизненное тело грохнулось на асфальт, по новой обдирая коленки, а Протопопов затормозил и, задыхаясь, прокомментировал. Правда, получилось у него сипло, неубедительно и тоже недолго, минуты две.
— Выдохся? — сочувственно спросила Таня.
— <... ... ...>, — огрызнулся он.
Развивать тему она не стала.
— Что это было?
— А <...> его знает.
Тут они синхронно прикусили языки и внимательно, оценивая диспозицию и расстановку сил, оглядели друг друга.
Дима Протопопов потерял очки, и оказалось, что один из его прекрасных глаз подпирает, сужая наполовину, опухоль зеленоватого цвета, различимого даже сквозь толстый слой грима; другой был просто прищурен. Ню-ню. Ссадина на знаменитом протопоповском носу была, наоборот, свеженькой, багрово взрезая телештукатурку цвета охры. Бегло прокатившись взглядом по Диминым пухлым губам, ибо нефиг, Таня отметила также съехавший на спину галстук, сиротливые нитки от пуговицы на сорочке и безнадежно извалянное в пыли и кой в чем похуже светлое понтовое пальто.
— Сдала ты, старуха, — сообщил Дима.
И хоть это было вполне в протопоповском стиле — ничто не забыто, ага, — Таня обиделась. Пригладила волосы ладонью и обнаружила, что тоже потеряла очки.
Вокруг нависали грязные стены, исписанные разным, в стенах торчали окна, одно в модных жалюзи, остальные с вислыми занавесками за мутным стеклом. Какой-то проходной двор, а может, и не проходной, а просто запущенный и стремный. Дверь ближайшего парадного была сплошь заклеена объявлениям с оборванными хвостиками, а на другой, напротив, синела размашистая надпись “Туалета нет”. Жаль, кое-кому бы не помешал, мстительно подумала Таня.
— А чего ты драпанул, Дим? — осведомилась она. — Разобрался бы. Ты же продюсер.
— Какой я, <...>, продюсер... — Тут Протопопов сообразил, что несет чего-то не то, и срочно отредактировал: — Какое, <...>, разбираться? Им я был нужен! Вывезли бы, <...>, в лес за окружную...
— И что?
У нее не получилось убрать из голоса нездоровое алчное любопытство. Дима глянул исподлобья, сверкнув подбитым глазом, и ничего не ответил. Приподнял и попытался отряхнуть на весу полу длинного пальто.
Нет, вообще он был хороший. Конечно, порядочная сволочь, мажор, бабник и довольно-таки жлоб — но зато с ним было интересно. Всегда, сколько Таня помнила; ну да, с поправкой на то, что в те времена ей, свеженькой провинциалке, было безумно интересно абсолютно все, от поездок на метро до редакционной рутины. Но нельзя же отрицать, что именно Димка Протопопов открывал перед ней, восторженной и глупой, этот огромный город со всеми его тайнами. К примеру, она сама сто раз ходила туда-сюда по тому самому скверу, почти не обращая внимания на удивительных людей, собиравшихся там, на лавочках, среди голубей и клумб; нет, она смотрела, конечно, она жадно рассматривала все вокруг! — но как часть чудесного пейзажа, а вовсе не возможную тему для первой серьезной публикации. И если бы не Дима, ни за что не догадалась бы подойти тогда к Менделю Яковлевичу, познакомиться и взять интервью...
Пальто, понятное дело, не отряхивалось. Дима снял его, перебросил через локоть и стал немного похож на нормального человека, пробежавшегося по жаре в летний полдень; по рубашке медленно расплывались темные пятна. Протопоповский нос начал понемногу распухать, гармонируя с глазом и пробуждая в Тане материнские чувства.