Иначе никак.
Толкаю под локоть ближайшего бойца со щитом. Тот оборачивается, смотрит изумленно: кому понадобилось проходить через оцепление с той стороны? Соображать быстро он не умеет, как, впрочем, и думать вообще.
Прорываюсь.
Бегу.
Успеваю услышать неопасный сухой перестук.
По черному небу, усеянному яркими звездами, бегут трещины, словно по надбитой яичной скорлупе. Набирают формы, наполняются чем-то огненно-красным, цвета вулканической лавы, эта субстанция переливается через края и течет вниз вязкими тяжелыми каплями. Все расползается, рушится, и уже навсегда. Некому удержать, скрепить, склеить осколки, вернуть как было.
А я могу только смотреть на это с бессилием, иронией и легкой досадой. Я знаю теперь все. О деноминации, каковая успешно отменит лишние нули, но все равно ничего не спасет. О том, как совсем скоро пошатнется валюта, в которую безоговорочно верил весь мир, и миру станет не во что больше верить. Я знаю экзотическое слово “дефолт”, что завтра сделается общеупотребительным, как туалетная бумага.
Знаю, как Европа, стремясь создать автономную платформу мироздания, нарисует себе красивые, но не внушающие и малой толики прежнего доверия купюры. Как наши соотечественники, будто малые дети, подсядут на экстремальные качели, переводя свои жалкие сбережения из долларов в евро и обратно, не оставляя ни единого шанса национальной валюте и стране. А тем временем Америка, источник анемичной зеленой крови мировой экономики, исподволь начнет отменять купюры вообще, уводя все большие денежные массы в виртуальную реальность, в мир абстрактных цифр на мониторе и уродливых пластиковых карт. И там с деньгами уже можно будет делать все, что угодно, опираясь лишь на условный договор между людьми — а любой договор рано или поздно будет нарушен. И разразится новый кризис, и спасения не будет никому: уж я-то знаю, я все знаю теперь, глядя в расколотое небо над головой. А если кто и выплывет, удержится, выживет на пределе сил — не надеетесь же вы, правда, что это в последний раз?..
Полнеба закрывает лицо девушки, черное, со звездно блестящими распахнутыми глазами. Я вспоминаю, где ее видел, но и это уже не важно. Ее любовь тоже никого не спасет, как не спасла моя.
В небе разверзается бездна, и раскаленная лава низвергается вниз сплошным огненным потоком.
— Завещание? — удивленно переспросил Дима. — Не было никакого завещания. Моя бабушка, Цецилия Андреевна Протопопова, жива и здорова, слава богу, и, согласно действующему законодательству, покойному деду наследовала она. Можете сделать запрос вашим заграничным коллегам. А вы всегда светите людям в лицо этой штукой?
— Не нравится? — хмуро бросил генерал, квадратный силуэт против света.
— Нет, почему… Наоборот, очень зрелищно. Стильно. Это комната для допросов или ваш личный кабинет?
— Здесь мы задаем вопросы, — угрожающе, с ударением на “мы”, тоже очень стильно сказал генерал.
Диму Протопопова продержат семьдесят два часа для выяснения личности, над чем будет потешаться вся КПЗ, набитая под завязку фанатами пятничных “Городов”. Кое-кого неосмотрительно выпустят оттуда в тот же день, и к обеду о задержании самого Протопопова будет кричать вся оппозиционная, желтая и прочая пресса. Генералу Кравцевичу ради чести мундира придется выбирать выражения и средства, и Диму даже почти не побьют.
Он выйдет на свободу героем с настоящей журналистской биографией, а через пару месяцев запустится с новым проектом реалити-шоу “В застенках”. На который соберет в полном составе ту же команду, от юной секретарши Лили и старой лошади Эллы до верного водилы Шамиля. Врагов и завистников у него отнюдь не поубавится, но в профессиональных кругах работать с Димой Протопоповым сделается показателем крутизны и счастья, несмотря на то что с годами он станет все больше материться, все неохотнее давать в долг и все чаще терять спонсора накануне расчета с группой.
Но кто верит в постоянство спонсоров и честность расчетов, да и вообще хоть в какую-то стабильность того, что касается денег, в этой стране?
— То есть?! — звенящим шепотом выговорила Таня. — Как это?!. Где?!!
— Они были… здесь были, точно, в тайнике. Я все закрыл!!! перед тем как мы с Димой… Кажется, — пролетепал ее бывший жених.
Диван в его спальне стоял косо, не примыкая к стене, и наивный тайничок зиял наружу раскрытой пустой дыркой. И было совершенно ясно, что это навсегда, с концами, что поделать ничего нельзя, что остается только в который раз бессильно смотреть — как в лицо простертого на асфальте незнакомого пожилого человека с расколотым небом в глазах.