Слово мне. Говорю, мол, произошла расцентровка, причина которой пока не ясна. Надо время, чтобы разобраться.
— А нам что делать? — Законный вопрос флотского начальника.
— Будет приказ о временной приостановке эксплуатации, — ответил представитель штаба.
И тут встает заводчанин, кипящий, естественно, за судьбу плана.
— Вы приостановите эксплуатацию, конструктора будут неопределенно долго изучать. А мне что прикажете делать? Остановить завод? А другим заводам, которые уже строят новые проекты под новые турбины? Ясно, что машины ЮТЗ еще сырые, они поторопились отчитаться. Нельзя рисковать жизнями моряков, нельзя строить корабли под непригодные двигатели. Предлагаю: все турбины со всех кораблей демонтировать и отправить на ЮТЗ на доработку. Всем заводам приостановить строительство новых кораблей под турбины ЮТЗ. Все затраты на демонтаж, транспортировку этих сырых машин на ЮТЗ, на простой судостроительных заводов по всему Союзу отнести за счет виновника — ЮТЗ.
Пауза. Видно, всех сидящих такой оборот устраивает.
— Ну что ж! — говорит тот же председательствующий. — Видно, это разумный подход. Будем составлять протокол? У представителей ЮТЗ есть мнения?
— Есть, конечно, — поднимаюсь я, бурно возникают мысли: такого допустить нельзя! Это односторонняя оценка. — Вы торопитесь приговорить к гибели новую технику, не дав себе труда вникнуть в суть. А именно для этого нас собрали здесь.
— Что вы предлагаете?
— Мне нужно подумать ночь, завтра я изложу.
— Исключено: у нас билеты на ночной поезд.
— Тогда два часа полной тишины, не курить.
На стендах испытания прошли благополучно. Что-то на судне отличает условия от стендовых. Что? Морской воздух, качка. Да, но качка ведь бывает и справа и слева, корабль идет в море, потом обратно. Стоп! И вот тут всплывает неизвестно откуда: кориолисово ускорение! То самое, которое рисовал до войны на доске профессор Серебряков!
Не поняв ничего из схем на доске, я пошел тогда в библиотеку и прочитал. Чувствовал, что пригодится? Да, но ведь на контрольных испытаниях межведомственная комиссия испытала установку в условиях моря на полный моторесурс! Стоп! Тогда, после половины ресурса, турбину вынимали, исправляли случайный дефект и посчитали возможным продолжить испытание!
И вот все за столом. Слово мне.
— Авария произошла из-за расцентровки, то есть смещения турбины на ходу. Крепления опор позволяют отклоняться за пределы возможностей соединительной муфты при возникновении какой-то силы, постоянно и достаточно мощно действующей в одном направлении. Постепенно это смещение накапливалось и достигло аварийного.
— И что же это за такая сила?
— Кориолисова, возникающая в оси вращающегося ротора при резких вертикальных движениях на волне.
— Да, но на государственных испытаниях она не действовала?
— Тогда вспомните, это зафиксировано в акте — турбину снимали на середине испытаний. Надо думать, когда ее вновь монтировали, ее центровали заново.
— О! Это верно! — поднялся представитель института.
— Предлагаю создать группу специалистов заинтересованных сторон и провести контрольные замеры. Для этого выделить три корабля, например, Севастопольской бригады и обеспечить три их выхода в условиях штормовой погоды.
— Так и предложим командованию. Совещание закрыто. Спасибо, — закруглил москвич.
Все разъехались. Я сплю в гостинице “Золотой якорь”. Ночью будит телефон.
— Николай Петрович! — Голос москвича, подогретый ужином. — Я звоню с вокзала из Калининграда. Мы тут обсуждаем итоги. Вы нас здорово выручили: с чем бы мы явились к начальству! Мы доложим о вас как о выдающемся специалисте! Спасибо!
— Не стоит. До свидания! — Не люблю, когда ночью будят, да еще подогретые безответственные чиновники.
Дома главный конструктор выслушал сухо мой очень краткий доклад. Через пару дней шифровка из штаба ВМФ — направить представителей в Севастополь для испытания кораблей в штормовых условиях. Направляют зама главного конструктора и бригаду испытателей, в том числе и меня.