Сдав все экзамены, она
к себе в субботу пригласила друга.
Был вечер, и закупорена туго
была бутылка красного вина.
А воскресенье началось с дождя,
и гость, на цыпочках прокравшись между
скрипучих стульев, снял свою одежду
с непрочно в стену вбитого гвоздя.
Дочитав стихотворение до конца, Капля так побагровела, что классу показалось, будто в дверь заглянул дворник Кондратий с явным намерением ее хватить, и страшным голосом спросила:
— Это ты написал?!
— Я?! — поразился первый ученик.
— А кто же?! — спросила Капля.
— Ну, Бродский, — поколебавшись, ответил ученик.
— Кто?!
Кондратий протянул когтистые руки к самому сердцу учительницы.
— Мало того, что ты устроил это хулиганство с гвоздем, ты еще посмел повесить рядом с портретом великого поэта социалистической революции непристойные вирши тунеядца и антисоветчика! Ты за эти художества ответишь! Ровно через пять минут я вернусь от директора, и чтоб к моему возвращению ничего тут не было! — отЧеКанила учительница.
Ученик опять сходил в кабинет труда, вернулся с длинным гвоздодером, сковырнул едва приклеенную табличку и, привстав на цыпочки, выдернул гвоздь. На пол просыпалась упомянутая Бродским струйка штукатурки, а в стене осталась небольшая дырка с облупленными краями. Вернувшаяся от директора Капля бросила беглый взгляд на место происшествия, не обратив на нее должного внимания.
— А ты, гад, почему не сознался?! — спросил первый ученик второго после уроков.
— Это еще зачем? Чтобы вместо одной жертвы искусства было две? — изумился второй.
— А если бы я сказал, что мы вместе это делали?
— Ты бы не сказал.
— Почему ты так думаешь?!
— Не умеешь ты играть в патриотическую игру “стук-стук”, — сказал второй.
— А ты умеешь?
— Я этого не говорил.
— Я бы с тобой в разведку не пошел, — заметил первый.
— Я бы со мной тоже не пошел, — признался второй. — Да и зачем мне в разведку?
Придя назавтра в свой кабинет, Полина Виленовна застала у стены сборище учеников из другого класса. В центре полукруга стоял второй ученик и пересказывал описанное выше с добавлением красочных деталей, рисующих его выдающуюся роль в истории.
Разогнав несанкционированное мероприятие, Капля вызвала первого ученика.
— Я тебе что сказала? — спросила она, с трудом сдерживая пар. — А ты что сделал?!
— Вы сказали все убрать. Я и убрал.
— Ты что из себя деревянную голову строишь? Сделай как было! Чтобы никаких дырок не осталось!
Первый ученик отправился к школьному завхозу. Тот выдал ему засохшую кисть и ржавый шпатель, зачерпнул краем жестяной банки немного шпатлевки из мешка, для вида порылся в поисках остатков краски, которые два года назад израсходовал на пристройку к даче, и, скосив глаза в сторону, развел руками.
— У завхоза краски нет, — сказал ученик на другой день.
— А мне какое дело?! — сказала Капля. — Или мне родителей в школу вызывать? Иди и купи!
В тот же день, ведя урок о послереволюционной поэзии Маяковского, она прочла вслух выдержку из его разговора с солнцем: “Светить — и никаких гвоздей!”, после чего долго не могла успокоить класс, полегший на парты от хохота.
— Гони бабки на краску, — сказал первый ученик второму после урока. — А то чего я один отдуваться буду?!
Назавтра, когда хозяйки не было в кабинете, второй ученик привел к дырке от гвоздя новую экскурсию и взял с каждого по двугривенному. Два рубля он оставил себе, а два отдал товарищу. Тот купил в магазине кисть и банку краски за рубль девяносто, сверив ее цвет с заблаговременно отколупнутым от края дырки кусочком старого покрытия, на сдачу выпил стакан газировки с сиропом и вернулся в школу, чтобы заделать дырку, а на следующее утро, когда шпатлевка высохла, закрасил поверхность.