Мы прикладываем чужие стихи к своему сердцу и произносим их от собственного имени. Боже мой, разве мы покидали «берег… туманный Альбиона», разве ходили в атаку на речке Валерик, заходили на римскую виллу, спугнув ее вековую истому, сидели перед «устрицами во льду», вспоминая острый запах моря? А нам кажется, что все это было с нами!
Хотя ее первая публикация относится к 1907 году, настоящий поэтический дебют Ахматовой состоялся в 1911 году, первая ее книга «Вечер» вышла в марте 1912-го. Интересно, как Толстой отнесся бы к этим прелестным молодым стихам, проживи он еще несколько лет? (Как бы отнесся к поздним — лучше не спрашивать.) Ведь могла же к его дочерям в руки попасть книга петербургской поэтессы! (Увы, мы знаем, к стихам они были равнодушны и Ахматову, кажется, так никогда и не читали.)
«Сжала руки под темной вуалью… / — Отчего ты сегодня бледна? / — Оттого, что я терпкой печалью / Напоила его допьяна…» Нет, вряд ли они бы ему понравились. «Терпкой печалью», «искривился мучительно рот»… — он, наверное, назвал бы все это манерностью, поэтической красивостью…
А с другой стороны, мог бы вспомнить и такое: «Анна не отвечала. Кондуктор и входившие не заметили под вуалью ужаса на ее лице».
Впрочем, еще лет за десять — пятнадцать до смерти он отрекся и от собственных художественных писаний.
* * * Бывает ли так не похожа сестра На брата, как Анна, с прямою осанкой, На Стиву, чья совесть сквозит, как дыра, С его танцовщицею и гувернанткой? Бывает, бывает! Кружись за окном, Кусты засыпай, электрички, вокзалы… Мы лучше, мы хуже, мы в веке другом, Начитаны больше, и проще финалы. Бывает ли так, чтобы книга бела Была, как метель, что кусты заметает, Чтоб так мы любили и дрожь нас трясла, И жить разучились, — бывает, бывает! Свободы задуман прирост и души, Что можно мужчине, то женщине можно! Да! Но то же самое тише скажи, Не так безответственно и заполошно. Как будто он что-то скрывает, густой, Ложась на деревья, карнизы и крыши… А все-таки всех гениальней Толстой, Ахматовой лучше, Цветаевой выше!Кушнер Александр Семенович — поэт, эссеист, филолог. Родился в 1936 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский педагогический институт им. Герцена. Автор многих поэтических книг, из которых наиболее полное на сегодня собрание стихотворений — «Избранное» (СПб., 1997). Лауреат Государственной премии Российской Федерации (1995). Живет в Петербурге. Постоянно публикует в «Новом мире» стихи и прозу. Эссеистика Кушнера представлена в книгах «Аполлон в снегу» (1992) и «Тысячелистник» (1998).
Михаил Бутов Отчуждение славой
Умберто Эко — это вроде нашего Пелевина. Только хуже.
Одна красавица литературоведThierry Zabo п tzeff, «Prom б eth б ee»[20]
Из ныне живущих. Умберто Эко. Милорад Павич. Эти уже давно. Джон Барт. Этого переводить только начинают, во всяком случае, самый известный роман пока не издан. Томас Пинчон — вообще, по-моему, единственный рассказ публиковала «Иностранка», к тому же постмодерняга здесь другого извода — и куда более близкого к нашим, российским ПМ-представлениям. Но все равно, вписался и он в ряд имен, произносить которые без восхищенного придыхания вроде как и не принято, если не прямо опасно: вот повыскочат из-под обложки «Хазарского словаря» в бесчисленных образах призраки заблудившегося в тексте читателя да растерзают, аки Петкутина с Калиной.
Честно говоря, надоело всюду слышать одно и то же. Удивительная страна Россия — не хочет жить иначе, как по стойке «смирно» и в соответствии с табелью о рангах. Даже регламент интеллектуального окормления агрессивно навязывается — причем, что особенно интересно, совсем не в коммерческих рекламных целях.
Трудно себе представить, чтобы материальное благополучие популярного пародиста из Интернета, стремительно вырвавшегося в последние месяцы и на книжные страницы, Макса Фрая, прямо зависело от российских тиражей переводов Борхеса и последователей. Значит, своего рода чистая идеология заставляет его в авторском послесловии к книге стыдливо, хотя и с приличествующей самоиронией признаваться: да, было дело, дурость-молодость, корпел и я над томами Федор Михалыча. Но прошло, слава духам принтерной ленты и типографской краски, проехало. Свет упал. И увидел Макс Фрай — литературу настоящую, актуальную, интересную, литературу вымысла, литературу другую.