Дважды два, положим, девять —
А не двадцать пять.
Ничего не стоит делать,
Разве только ждать
И надеяться, как Монте-
Кристо говорил, —
Вглядываясь в горизонты
Писем да могил.
<…>
Знать, не к месту жизнь очнулась
От небытия…
Детство. Отрочество. Юность.
Молодость моя.
И не торжественный Мандельштам, а цепенеющий перед разверзающимися в быте ледяными провалами небытия Ходасевич вспоминается с его «Бог знает что себе бормочешь, ища пенсне или ключи»:
«Я еду, еду, — пел поэт на лире,—
А как наеду — не спущу».
Что все хожу я по пустой квартире?
Я спички, кажется, ищу.
К кому я обращаюсь, я не знаю,
А хоть и знаю — не скажу.
Я просто так навстречу Первомаю
От одиночества твержу.
Потеряны очки — не стало зренья —
И лишь расплывчатым пятном
Береза в рост хрущевского строенья
Зазеленеет под окном.
Металися смущенные народы —
А я все тот же, хоть убей,
Знаток весенних перемен погоды,
Похолоданий и дождей.
Раньше были все больше песни, теперь случаются и песенки:
Спой мне песенку, что ли,— а лучше
Помолчим ни о чем — ни о чем.
Облака собираются в тучи.
Дальний выхлоп — а может, и гром.
Ничего, что нам плохо живется.
Хорошо, что живется пока.
Будто ангельские полководцы,
Светлым строем летят облака.
Демократы со следственным стажем
Нас еще позовут на допрос.
Где мы были — понятно, не скажем.
А что делали — то и сбылось.
И по-моему, эти песенки — среди вершин лирики Сопровского.
В 1980-е годы, пожалуй, уже можно было говорить об обретении новейшей русской поэзией «жизненно-культурной позиции силы» — не в последнюю очередь вследствие поэтической работы группы «Московское время», но и благодаря другим поэтам того же поколения, а также поэтам 1960-х годов — вообще всей неофициальной, неподцензурной поэзии, развитой культуры сам- и тамиздата. В том же письме Цветкову Сопровский крайне нелестно отзывается о впервые прочитанных им в антологии «Аполлон-77» поэтах-конкретистах, предшественниках концептуализма. Нетрудно представить, насколько чужд был такому традиционалисту, как Сопровский, конкретистский и концептуалистский подход к поэзии. Но к 1980 году единое пространство неофициальной культуры сложилось окончательно, и сложилось оно именно между двумя этими полюсами — условно говоря, постакмеистским и концептуалистским [6] . Причем получилось так не только из-за отсутствия выбора, альтернативы, а из-за того, что эти авторы занимались одним делом — поэзией (официальные авторы большей частью явно занимались чем-то другим). Нашлись и точки пересечения (не говоря уже об очевидно общей почве), случались и взаимовлияния. Конечно, объяснять блестящую в своем роде «Оду на взятие Сент-Джорджеса» прямым влиянием на Сопровского концептуализма было бы опрометчиво, но и проводить ее по ведомству шуточной, пародийной поэзии не стоит [7] . Это яркое художественное высказывание на современном художественном языке, причем актуальное по сей день, поскольку почему-то не всем еще очевидна равная нелепость и неприглядность как истового антиамериканизма, так и столь же истового американского патриотизма в российских гражданах: