Среди его работ — книги в особо оформленных футлярах, книги в специальных укладках, где помимо собственно книг содержатся какие-то подчас не без иронии подобранные аксессуары — карманные часы, например, или складной метр, или стеклянные пузырьки со свернутыми в трубочку текстами тех же стихов…
Книга, таким образом, становится уникальным художественным артефактом, но все же остается в первую очередь именно книгой. Текст здесь — равноправная составляющая произведения.
Виктор Гоппе тяготеет к авангарду, прежде всего современному, что и определяет его выбор. Скажем, летом 2010 года он выпустил серию книг «Вулкан Осумбез» знаменитого объединения «Осумасшедшевшие безумцы», куда входят такие лидеры современного поэтического соц-арта, как Андрей Родионов, Евгений Лесин, Всеволод Емелин, Андрей Чемоданов. Кстати, на открытии выставки в ВГБИЛ всегдашний возмутитель спокойствия Всеволод Емелин заметил примерно то же, о чем пишу здесь я: именно такие книги — благодаря их внетекстовой, художественной, музейной ценности — могут стать залогом того, что от современных стихов хотя бы что-то останется. И правда, пусть арт-объект является ценностью сам по себе, но ведь и включенный в него текст прилагается, что называется, по определению.
Понятно, что выбор текста (в данном случае стихотворения), вокруг которого кристаллизуется визуальный ряд, зависит от симпатий и предпочтений художника. Замечательна здесь сама идея — а вариантов может быть множество.
Текст вообще вещь сакральная — не буду утверждать, что его сакральность уменьшается с «отменой» материального носителя, но какие-то подвижки в массовом сознании, какие-то попытки сохранения и трансляции текстов без посредства электронных дивайсов происходят, это точно. Полагаю, что в дальнейшем будет производиться все больше самых разнообразных попыток «удержать» текст, овеществить его — вплоть до использования самых экстравагантных носителей [19] .
Собственно, дело к тому уже идет. У того же Виктора Гоппе есть «книжка», состоящая из отдельных пластин красной обожженной глины с оттиснутым текстом, другая «книжка» представлена набором деревянных «детских» кубиков с выжженными на гранях фрагментами текста. А перформансист и художник Владимир Смоляр на холсте длиной семь метров и шириной 152 сантиметра напечатал весь роман Толстого «Война и мир» [20] .
В интернет-сообществе «Что читать» упоминается замечательная книга «The Word Made Flesh: Literary Tattoos from Bookworms Worldwide» [21] — «Слово во плоти: литературные татуировки от книжных червей со всего мира». Как пишет автор сообщения, блогер happy-book-year , составители книги Эва Талмадж и Джастин Тэйлор собрали под одной обложкой 150 наиболее интересных литературных татуировок, присланных со всего света. Отважные носители текста украсили свои тела цитатами из Франца Кафки, классика киберпанка Уильяма Гибсона («Нейромант»), Джека Керуака, Уильяма Блейка, графическим стихотворением Эдварда Эстлина Каммингса, страницами эссе Адорно о Марселе Прусте (на это ушла целая спина) или цитатами из Эдны Милле, Роберта Фроста и Шекспира (тоже спина). Предпочтения экстравагантных «носителей текста» понятны, однако самое удивительное и замечательное, пишет автор поста, — присутствие англоязычных татуированных цитат из русской литературы. «Так, например, парень Ари Оу из Лос-Анджелеса украсил свое плечо цитатой из Лермонтова „Отважен был пловец, решившийся в такую ночь пуститься через пролив на расстояние 20 верст, и важная должна быть причина, его к тому побудившая”», — пишет happy-book-year. Текст сопровождается соответствующей татуировкой-иллюстрацией — человек в лодочке, гребущий по бурному морю. Наличествуют среди татуировок также тексты Хармса, поскольку он «как нельзя лучше отображает абсурдность человеческого существования» [22] .
Слово становится плотью в буквальном смысле.
Это, конечно, еще не брэдбериевские люди-книги, но, честно говоря, идея ничем не хуже: человеческое тело как носитель информации столь же хрупко (и столь же прочно), как и человеческий разум.
Рассказ «Человек в картинках» у Брэдбери, кстати, тоже есть.
Книги
Книги
*
Анатолий Азольский. Кровь диверсантов. М., “Эксмо”; “Яуза”, 2010, 576 стр., 3000 экз.
Под нелепой обложкой и в сопровождении оскорбительной для содержания книги аннотации, написанной в стилистике телерекламы очередного блокбастера-боевика, — горькая, умная парадоксальная проза одного из самых замечательных прозаиков конца ХХ века: романы “Кровь”, “Берлин — Москва — Берлин”, “Диверсант”.