Another Tristram on this distant coast
Raises the poisoned chalice to his lips.
Another Mark upon the palm-fringed shore
Watches his love’s eclipse.
На дальнем берегу к устам подносит вновь
Иной Тристан все тот же кубок с ядом,
И Марк иной следит все тем же взглядом,
Как скрыться от него торопится любовь.
Дальний берег — Сьерра-Леоне. Уилсон апплицирует воспетую Вагнером (с той стороны фронта) кельтскую сагу на собственную жизнь, романтизирует, героизирует ее, воображает себя Тристаном — закомплексованный, пухлый молодой человек с розовыми щеками и розовыми коленками. Произвел заместителя начальника полиции в короли. Кубок с ядом — не более чем поэтический образ. На самом деле пустышка. Но вот неожиданно и страшно попал. Только кубок оказался в руках действительно трагического персонажа — Скоби.
Луиза читает стихи Уилсону
Луизе и влюбленному в нее Уилсону Грин отдал свое пристрастие к поэзии. Находят, нежданный подарок судьбы, друг друга, по существу в пустыне, на краю света, «на дальнем берегу», одинокие, среди грубых, непонимающих людей, у которых поэзия может вызывать только насмешку. Разумеется, не у Скоби: тот относится с уважительной и понимающей отстраненностью: ценность, но не его. Луиза и Уилсон Грину глубоко неприятны, он это всячески демонстрирует; как и в случае со Скоби, хотя и по-иному, сводит счеты с самим собой — поэтому и награждает их тем, что ему дорого.
В самом начале романа Скоби вводит Уилсона, только что приехавшего в Сьерра-Леоне, в свой дом. Луиза страдает от одиночества и враждебности окружающих. Скоби чувствует себя виноватым в том, что она несчастлива. Он сразу угадывает в Уилсоне человека, духовно близкого Луизе, Уилсон мог бы вывести ее из подавленного состояния, как-то развлечь, скрасить ее безрадостную жизнь.
Служебные дела заставляют Скоби на пару часов отлучиться. Вот он возвращается домой.
«Прежде, чем войти, он обогнул дом и проверил затемнение со стороны, выходящей к океану. Из комнаты доносился монотонный голос Луизы: она, видимо, читала стихи <...> Дойдя до середины лестницы, он снова услышал голос Луизы. Она сказала:
— Прекрасное стихотворение о портале...»
Майор Скоби — заместитель начальника полиции. Напомню: война, Скоби отвечает за затемнение.
Грин любит парности. В этой сцене, в начале романа, Скоби проверяет затемнение в своем доме, где Луиза читает в это время стихи Уилсону. Ближе к концу романа во время ночного обхода Скоби видит, что в некоем доме затемнение нарушено, он стучит в дверь и попадает к миссис Ролт: сначала в дом, а через несколько дней — в объятья.
Но есть куда более важная парность. «Прекрасное стихотворение о портале». Казалось бы, у нас нет никакой возможности понять, о каком стихотворении идет речь — ведь о нем ничего более не сказано. Действительно, идентифицировать его в момент первого чтения эпизода решительно невозможно — только прочтя весь роман и вернувшись назад.
«Осень» бросает ретроспективный свет. «Осень» вводит в роман Рильке. Интерес к нему Луизы. Естественно предположить, что, говоря о «прекрасном стихотворении о портале», Луиза имеет в виду рильковский «Портал». Случайное совпадение маловероятно.
«Портал» входит в «Новые стихотворения». Это книга сменяющих друг друга и пересекающихся тематических циклов. Среди прочих есть длинный цикл, посвященный Шартрскому собору, как бы репрезентирующему средневековую Европу. Последовательность стихотворений в цикле: «Ангел меридиана» (скульптура ангела с солнечными часами на фасаде), «Кафедральный собор», наш «Портал», «Розетка» (круглое витражное окно), «Капитель», «Бог в Средние века». Каждое стихотворение — шедевр.
«Портал» трехчастен. Вот первая часть его в точном и передающем мощь оригинала переводе Владимира Авербуха [4] :
Остались, будто тут отбушевал
потоп и, выбив в скалах и укутав
их в мантии, отхлынул; атрибутов
немало позабрал последний вал
из рук у них; другой бы удержал,
а этим, добрым, все делиться им бы.
Остались, отличаясь дужкой нимба,