иль шляпою епископской от скал,
иль, иногда, улыбкой, для которой
лик, словно тихий циферблат, в просторы
своих часов спокойных погружен.
В ворот воронке стыня ныне глухо,
когда-то были раковиной уха
и города ловили каждый стон.
Речь идет о фигурах на портале. Улыбка — улыбка ангела с солнечными часами («Ангел меридиана»). Надо полагать, Луиза прочла весь шартрский цикл, ибо «Портал» встроен в контекст, нуждается в контексте для более глубокого понимания. Называя одно стихотворение, Грин называет имплицитно весь этот соборный ряд. Вводит в роман большую, родственную поэтической и католической душе Луизы, средневековую католическую культуру, столь контрастную убогой колониальной жизни. Вводит в роман культурный бэкграунд Луизы и Уилсона. Грин завершает роман поэзией Рильке — ею же начинает.
Интересно, чей перевод Луиза читала. Лейшман «Новые стихотворения» переводил. «Орфей. Эвридика. Гермес» — из «Новых» [5] .
Стихи Рильке захватывают Луизу, она хочет читать Рильке еще и еще, заказывает найденную в каталоге книгу — книга как раз поспевает к последнему вечеру Скоби, чтобы могла прозвучать «Осень».
Осень
Есть еще одна аллюзия на Рильке, не относящаяся к Луизе и менее очевидная. Проверяя затемнение, Скоби случайно попадает к миссис Ролт. Они проводят вместе дружеский вечер, говоря о самых разных вещах, нуждаясь друг в друге, но не прикоснувшись — в этот вечер не прикоснувшись. Прощаются.
«— Вы такой добрый, — сказала она. <...> Она подняла к нему истощенное, доверчивое детское лицо. — Вы мне очень нравитесь.
— Вы мне тоже нравитесь, — серьезно сказал он.
Оба чувствовали себя в полнейшей безопасности; они просто друзья и никогда не станут ничем другим: их разделяет надежная преграда — мертвый муж, живая жена, отец-священник <...>.
— Спокойной ночи.
Он ушел, чувствуя себя необыкновенно счастливым, но потом, вспоминая тот день <...> счастьем ему казалось, как он вышел из дома в ночь, в дождь, в одиночество».
Отношения, еще не омраченные двойственностью, дурной сложностью, страданием.
Ночь, одиночество, осень.
Осень, независимо от времени года.
Осень, подводящая итог жизни. Господня тень на солнечных часах. У кого нет дома, тот его уже не построит. Порывы ветра, расшвыривающие листья по ночным аллеям. Это «Осенний день» — стихотворение, близкое «Осени» по духу и месту в «Книге образов».
Осень Скоби.
Скоби не читал Рильке.
Грин читал.
[1] Г р э м Г р и н. Суть дела. Пер. Е. Голышевой и Б. Изакова. — В кн.: Г р э м Г р и н. Брайтонский леденец. Сила и слава. Суть дела. Составление тома и вступительная статья Ксении Атаровой. Комментарии С. Филюшкиной. М., НФ «Пушкинская библиотека», 2008.
[2] К с е н и я А т а р о в а. Размышления о Гринландии. — Указ. соч., стр. 10.
[3] К с е н и я А т а р о в а. Размышления о Гринландии. — Там же, стр. 11.
[4] Перевод публикуется впервые.
[5] Строго говоря, не из «Новых», а из «Новых стихотворений другой части». Естественно считать их единым целым. Во всяком случае, в «богатыревском» издании, объединяющем обе части, на обложке стоит «Новые стихотворения».
Современная поэзия и космологическая метафора
Оборин Лев Владимирович — поэт, переводчик, критик. Родился в 1987 году. Аспирант Российского государственного гуманитарного университета. Шорт-лист премии «Дебют» (поэзия 2004, 2008). Стихи публиковались в журналах «Волга», «Зинзивер», «Дети Ра» и в Интернете, переводы — в журналах «Иностранная литература» и «Воздух», статьи и рецензии — в журналах «Новый мир», «Знамя», «Воздух», «Вопросы литературы».
Предмет этого эссе так или иначе приходил мне на ум в разное время, но окончательно я понял, что хочу написать об этом, после одного разговора. В сентябре 2010 года я гулял по побережью острова Русский с польским поэтом Дариушем Суской — мы участвовали во владивостокском фестивале «Берега», я перевел несколько его стихотворений. Мы говорили на какие-то более-менее общие темы — о поэтической традиции, о консерватизме и новаторстве, о формальных особенностях стиха.