— Я думал, что я самый архаичный поэт Польши, — сказал Дариуш. — Я пишу в рифму, польские критики часто отмечают это как что-то особенное. И вот я приезжаю в Россию, а у вас все пишут в рифму!
Я сообщил ему, что в рифму у нас пишут совсем не все, просто такой в этот раз получился состав участников (Юрий Кублановский, Ирина Ермакова, Светлана Кекова, Вадим Месяц). А Дариуш ответил, что в Польше перестали рифмовать после Тадеуша Ружевича, после его знаменитого послевоенного дебюта — поэтического сборника «Niepokоj». Постепенно утвердилась мысль, что рифма ангажирована. Что она дискредитировала себя сотрудничеством с пропагандистскими стихами и песнями. (Когда через два дня мы ехали на такси в аэропорт, из колонок звучала какая-то кошмарная штампованная попса, и я заметил, что, может быть, дело не только в политической пропаганде, а еще и вот в таком, — Дариуш согласился.)
Я не считаю, что рифма может себя дискредитировать. Рифма как принцип, как прием организации стиха не виновата, что ею пользуются люди, которые хотят, чтобы было складно и легко вдалбливалось в мозги. Рифма просто подходит для одних целей и не подходит для других, причем эти цели далеки от внешнего тематического полагания: поэт выбирает, как он будет говорить, в результате сложной и не всегда ясно осознаваемой внутренней работы, подготавливающей говорение. Но тот разговор с Суской мне запомнился, и я часто возвращался к нему в мыслях.
В России действительно и рифмуют и не рифмуют. Русская поэзия обсуждает самые разные вещи, проговаривает самые разные смыслы. Побывавший на фестивале «Берега» услышит совсем другую поэзию, чем побывавший на фестивале «Поэтроника». У посетителя нижегородской «Стрелки» сложится отличное от этих двух представление, скорее всего эклектическое. Юрий Кублановский и Аркадий Драгомощенко, Елена Фанайлова и Мария Степанова, Олег Юрьев и Сергей Завьялов, Андрей Гришаев и Андрей Егоров не похожи друг на друга, но все принадлежат к полю современной русской поэзии. Это хорошо подмечено проектом «Культурная инициатива», который уже седьмой год подряд устраивает цикл вечеров «Полюса», где сходятся авторы с максимально разными, часто чужеродными друг другу поэтиками. Подобную разноплановость можно встретить на литературных сайтах, в журналах от «Воздуха» до того же «Знамени».
В самом деле, вот два отрывка.
Юрий Кублановский:
В убогой глубинке
нас на лето стригли под ноль
ручною машинкой,
всегда причинявшею боль.
В седые морозы,
каких не бывает теперь,
мы вместо глюкозы
хлебали кисельную серь.
А в оттепель щепки
неслись по косицам-ручьям.
Ворсистые кепки
нам снились тогда по ночам.
И полые слепки
небес доставались грачам.
(«Над строчкой друга»)
sub А вот Аркадий Драгомощенко: /sub
Веществом близким сумма небес округла,
проточным огнем воскресают волокна влаги.
Звезда мертва в любом из сравнений со светом.
Прекрасно прямое действие, как искривленная формула времени,
где в прорехах между пределами искрится тело предлога,
словно категория глагольного выдоха,
суженного до пресечения. Так видеть,
как твои глаза видят зрение, а ему —
любой напылением (смещение в область вести,
белого тополя. Вещь только амальгама предмета);
на лету испаряясь в побеге стекла обоюдостеклянного:
снег, телефонная рябь, ночная зоркость травы придонной.
(«На берегах исключенной реки»)
Оба текста относительно недавние. Очевидно, что они совершенно по-разному работают. Очевидно, что второй сложнее устроен и требует какого-то иного чтения, чем первый. Хотя бы потому, что если первый задействует визуальную метафорику, конструируя реалистическое воспоминание, то второй выстраивает баланс между предметным и абстрактным, прибегая к аналогиям из лингвистики (и тем самым все равно передавая ощущение, но только приближаясь к нему с иными инструментами). Если первый описывает бывшее, то второй совершает поиск. Очевидно, в конце концов, что первый текст выглядит, грубо говоря, традиционно, а второй, грубо говоря, нетрадиционно. Проще всего сделать две вещи: или объявить поэтику А устаревшей, ретроградской, живущей по заранее просчитанным канонам, или объявить поэтику B переусложненной, лишенной внятного смысла, даже, о ужас, не-поэтичной. Однако это неверный подход, больше говорящий о личных вкусах, чем о каком-либо объективном понимании: два стихотворения просто не пересекаются, потому что у них разные задачи. Они направлены в разные стороны, они по-разному сказаны.