Конечно, перед российским зодчеством возникла непростая дилемма. Открылся путь, который освещен звездами западной архитектуры. Как тут не вспомнить строки из письма Марка Антокольского, сто лет назад адресованного Владимиру Стасову: “Мы во многом стоим еще позади Европы. У нас есть способность догонять других, и дай Бог, чтобы все шло к этому без внутренних тормозов”. Но тормоза сработали. Оно и не могло быть иначе. Ведь другой путь, как казалось, вел к “России, которую мы потеряли”. Представьте себе былинных богатырей на таком распутье.
Где-то попалось мне утверждение, приписываемое Луначарскому: “Каждое великое время должно создавать великую архитектуру”. Я бы сказал иначе — архитектуру соответствующей “величины” (разумеется, речь не о размере). Здесь можно оглянуться на опыт 30-х годов, когда большевики — “новые русские” первого призыва, — осудив архитектуру предыдущего десятилетия, под лозунгом “освоения классического наследия” востребовали то, что в большей мере отвечало их вкусам. Так и теперь — вторая их генерация, опираясь на приобретенное богатство, щедро оплачивает любезный ей архитектурный китч. Современное российское зодчество в полной мере соответствует нынешнему времени перемен.
Здесь смешались все стили и жанры. И доморощенный вариант постмодерна, который острословы профессии зовут постмодерном “вприсядку”, и подражание модерну начала века, и все, что именуется “лужковским” стилем. В российской прессе содержится резкая критическая оценка этой архитектуры, и я не стану ее повторять. Скажу другое — я вижу и хорошие постройки, появившиеся в последнее время. В них, как бы на новом витке, возрождаются лучшие традиции советских авангардистов, и, как я думаю, работы шестидесятников были промежуточным звеном этой исторической цепочки. Но сколь мало таких построек. Новаторские проекты не востребованы. Им противостоит масса совсем другого продукта. И подобно флагману столичного китча, гордо вознесся в московское небо “Триумф-Палас” (Ленинградский проспект), передразнивающий силуэт башни МГУ, возведенной полсотни лет назад.
Вот уж поистине, “с чем боролись, на то и напоролись”. Утвердившееся новое поветрие напоминает архитектуру “излишеств”, но только исполненную без тени того глубокого знания классики, без того тонкого ее понимания, которым владели учившие нас мастера. То, что сделано в угоду вкусу клиента, никогда не сравнится с тем, что создано согласно личной убежденности зодчего. Тут кстати привести строки, подходящие к данному случаю и принадлежащие, как помнится, Якову Полонскому:
Есть форма, но она пуста,
красиво, но не красота.
Можно сказать, что российская архитектура вторично вошла в ту же самую воду. Но свежа ли она? Не протухла ли? И разве не смотрится все это диссонансом в панораме мирового зодчества третьего тысячелетия?
Конечно, я понимаю, что нынче другое время, что “излишества” сталинской архитектуры были вызваны к жизни совершенно иными причинами, нежели мода постсоветского постмодернизма, и тем не менее, глядя на преобладающую массу новых сооружений, демонстрирующих воинствующую безвкусицу, я не могу отказать себе в удовольствии привести здесь казенный партийный текст приснопамятного постановления полувековой давности, с тем чтобы процитировать его критическое положение, вновь наполнившееся живым содержанием.
“Ничем не оправданные башенные надстройки, многочисленные декоративные колоннады и портики и другие архитектурные излишества, заимствованные из прошлого, стали массовым явлением при строительстве жилых и общественных зданий…”
А спустя недолгое время, вторично собрав в Кремле строителей страны, Хрущев сказал: “Еще не все архитекторы отказались от применения ненужных, но дорогих украшений фасадов зданий. Это показывает, что перестройка в архитектуре еще не закончена”. И я хорошо помню транспарант в гостиной Центрального Дома архитектора, содержащий это утверждение вместе с завершающим его призывом генсека: “Это дело надо довести до конца!”
Не сумел. А потому я назвал эту главу “Round trip архитектуры”, что на английском означает “Поездка туда и обратно”.