См. также: “О космогонии — собственно шлем ужаса, сепаратор, пузыри надежды и пр. — говорить не буду. О ней уже все сказал (рассуждая о космогонии Уильяма Блейка) Т.-С. Элиот: чувствуешь себя, как в доме умельца, выстругавшего себе мебель, вместо того чтобы купить ее в магазине. Пелевин, понятно, не Блейк, но фуганок с киянкой у него что надо”, — пишет Виктор Топоров ( “Pelevin — cool” — “Взгляд”, 2005, 22 ноября <http://www.vz.ru> ).
См. также: “Как придумка — это затейливо, не больше того. Как миф или разрушение мифа — это плоско. Ужас „Шлема” в том, что Пелевин впервые выстроил набор букв в надлежащем и предсказуемом порядке. А это уже не Пелевин. Это кто-то другой. Без вкуса, цвета и запаха”, — пишет Павел Басинский (“Ужас „Шлема”” — “Литературная газета”. 2005, № 48, 23 — 29 ноября <http://www.lgz.ru> ).
См. также: “<…> книга получилась спорной. А [ее] аудиопостановка — большая удача. И отдельное сильное произведение”, — пишет Владимир Ермилов (“Мифопереписчик” — “Книжное обозрение”, 2005, № 48 <http://www.knigoboz.ru> ).
См. также: “По большому счету получилась познавательная радиопьеса для какого-нибудь образовательного канала; ее несложно читать в лицах и с выражением <…>. В случае „Шлема” и его долгого полета к русскому читателю свести нарратив к одной прямой речи — верный, экономный, стайерский ход. Читать легко, и выглядит нескучно. Такая чуть эстетически усложненная научно-познавательная статья, будто для реорганизованного новомодного журнала для взрослых „Старый техник””, — пишет Евгений Иz (“Письма из заключения” — “Топос”, 2005, 7 декабря <http://www.topos.ru> ). Он же — в конце статьи: “Вдруг вспомнил фразу из интервью В. Сорокина, где он, обсуждая концепцию литературы как наркотика („Достоевский-трип” и шире), классифицировал свое творчество в отношении потребителя текста-продукта как героин, ну а предложенный вариант прозы Пелевина великодушно обозначил феназепамом. Все встало на свои места. Стоило городить огород, чтобы вспомнить готовый афоризм, превосходно описывающий интересующую ситуацию!”
Cм. также: Василий Пригодич, “Пелевинские реликты, или Реликтовый Пелевин” — “Лебедь”, Бостон, 2005, № 452, 20 ноября <http://www.lebed.com>.
См. также: Наталья Полякова, “Образ пустоты в повести В. Пелевина „Омон Ра”. Урок в 11-м классе гуманитарного профиля” — “Литература”, 2005, № 21, 1 — 15 ноября <http://lit.1september.ru>.
Россия и Польша: парадоксальная любовь. Беседу вела Ольга Орлова. — “ПОЛИТ.РУ”, 2005, 2 декабря <http://www.polit.ru>.
Говорит заместитель директора Института Адама Мицкевича Гжегож Вишневский: “Есть имена, которые составляют стержень польской культуры. В кино — это, безусловно, Анджей Вайда, Кшиштоф Занусси, Ежи Кавалерович, Ежи Гофман. В литературе, помимо всем известного лауреата Виславы Шимборска, тот же уровень представляет Тадеуш Ружевич. Я думаю, он в свое время сильнее всех повлиял на литературу Польши. Конечно, Станислав Лем. В музыке — это Пендерецкий, Гурецкий и Киляр. В скульптуре — Магдалена Абаканович, хотя она и живет за рубежом. Но все это старые известные имена, и пока фигур равного масштаба в новой польской культуре нет. Конечно, есть группа писателей, которые уже существуют на русском рынке. Я имею в виду Павла Хюлле или Ольгу Токарчук — нынешнюю гостью московской „Нон-фикшн”. В области театра выдвинулись Гжегож Яжина, Кшиштоф Варликовский, Мариуш Трелинский. Новый польский кинематограф только нащупывает свою тему, и здесь стали заметны такие режиссеры, как Кшиштоф Краузэ и Катажина Пекош. <…> Из прежней [русской] прозы люблю Трифонова. Из современных авторов — Пелевин, Толстая, Улицкая. В театре есть четыре фигуры, которые всегда привлекают внимание, — Додин, Фокин, Фоменко, Васильев. Но больше всего я завидую России в области кино. „Возвращением” Звягинцева я был потрясен. В Польше нет человека, который мог бы придумать такой фильм, и нет продюсера, который бы посмел осуществить этот проект”.