Относительно молодой рок был пока слишком замкнут на себе, ему хватало еще для высказывания собственного языка. “Чужое” скорее могло быть востребовано и воспринято музыкой, которая уже достаточно от себя устала. И джаз тут вполне подходил. Но дело в том, что джаз — музыка “текстовая”. До конца шестидесятых собственно звук не играет в джазе большой роли, важно, как разворачивается “рассказ”, импровизационная линия, внимание направлено на музыкальный текст, а не на звуковую архитектуру (пресловутый “тон” крупных трубачей или саксофонистов также есть элемент текста — великие джазмены не теряли своего “тона”, даже когда использовали инструменты, подобранные на помойке). Требовалось, чтобы джаз, поддавшись всяким модным искушениям со стороны рок-музыки, поменял ориентацию и переплавился в самой сущности своей. Этот процесс благополучно осуществился к середине семидесятых. Первым коллективом, в музыку которого не просто были органично вплетены традиционные индийские звучания, но где они получили структурирующую роль, стал ансамбль джаз-рокового гитариста Джона Маклафлина “Шакти” — акустическая гитара Маклафлина, скрипка и индийские орудия в руках музыкантов-индусов вместе складывались здесь во что-то прежде небывалое. Музыка “Шакти” интересно контрастировала с музыкой предшествующего проекта Маклафлина — знаменитого “Оркестра Махавишну”, где всепроникающее влияние индийской музыкальной культуры и индийского мировидения было опосредовано привычными для евро-американских нефилармонических жанров средствами и претворялось в жесткий электрический джаз-рок с общим настроением конца света.
Широкого музыкального движения не запустилось и на этот раз. Однако теперь, главным образом у многоумных рок-исполнителей, любящих надолго запираться в студии и создавать многоплановые звуковые полотна, все чаще можно было услышать то японское кото, то что-нибудь вроде песен из индийских кинофильмов. Почву для будущего расцвета ММ создают восьмидесятые годы. Широко распространяется идея “эры Водолея”, “нью-эйджа” — грядущей эпохи, где кончится противостояние стран, народов, людей, перестанут есть мясо и убивать животных, всем всего хватит, прилетят пришельцы, воздух очистится, планету окутает эдакая овощная благость, а в полях заскачут голые нимфы. Возникает и соответствующая музыка — не всегда безынтересная. Собственно, уже в музыку нью-эйджа так и просится что-нибудь этническое. Ждать остается недолго. Пол Саймон отправляется в Африку и выступает по всему миру с южноафриканскими неграми. Певица Лайза Герард из группы “Dead Can Dance” начинает петь в манере, стилизующей арабское пение, — и делает эту манеру популярной. Плюс пикообразно выросшие студийные возможности. Плюс постоянно совершенствующиеся синтезаторы. На рубеже девяностых рок-звезда Питер Гэбриэл сочиняет весьма яркую музыку для идиотического американского блокбастера “Последнее искушение Христа” — тяжелые, угрожающие египетские барабаны, взвизгивающие дудки, мрачный электронный органный пункт и ближневосточные вокальные фиоритуры, высокий женский голос (музыка из фильма перевесила сам фильм на сто пудов). А затем организует великолепно оснащенную, и по сей день одну из лучших в мире, студию и звукозаписывающую компанию “Realworld”, вокруг которой собираются исполнители, желающие тоже работать в подобном синкретическом духе, — среди них много собственно “носителей” традиционного начала, выходцев из разных не осевых для нефилармонической музыки стран.
Вот теперь новое и модное веяние распространяется по миру с поистине реактивной скоростью. Если на ранних этапах музыканты обращались главным образом к элементам развитых неевропейских музыкальных систем от Индии и далее на восток, то в девяностые сформировался устойчивый спрос почему-то в основном на семитическую традиционную музыку (арабскую и вообще ближневосточную), а также на любую “настоящую” этнику — и чем дремучей, тем лучше. Особенный восторг у производителей и потребителей музыки отныне вызывают всяческого рода индейцы. Даже сосредоточенные ребята из бразильской металлической группы “Sepultura” забацали альбом с ритуальным индейским пением.