Ничему предела нету:
Можно день перебелить,
Обмелеет чаша к лету —
Можно новую налить.
Небо землю опекает,
Птица птицу окликает,
Проплывают облака,
И течет не утекает
Жизни длинная река.
Ничья сестра
Ратушинская Ирина Борисовна родилась в Одессе. По образованию физик. Поэт, прозаик, эссеист. В 1982 году арестована и осуждена на 7 лет лагерей за публикации в самиздате и за рубежом. Освобождена в 1986 году. Была лишена советского гражданства и жила в Англии. Книги изданы в 17 странах. В настоящее время живет в Москве.
* * * Как выдает боязнь пространства Желание вписаться в круг, Как самозваное дворянство Изобличает форма рук, Как светят контуры погостов Из-под разметки площадей, Как бродят, царственно и просто, Лакуны бывших лошадей По преданным бесплодью землям, — Так, слепком каждому листу И каждой птице на кусту, Хранит природа пустоту, Подмен надменно не приемля. * * * Редьярду Киплингу — с любовью. Посмотри, чужак: Вот мои сыновья, Вот земля — в перекате ржи. Это ты сказал, Но попомню — я, Что нельзя вам любить чужих. Что хороший чужой — Значит, мертвый чужой: Это правда твоя и ложь. И ты сам, чужак, За такой межой, Что не спросишь и не найдешь. Там солдату — сон, Постой и приют. Но за землю спорить живым. И мои сыновья У костра споют То, что ты завещал своим. * * * Там, далёко-далёко, на синем от гроз берегу, Слышны топот, и пенье, и визги, и жаркие споры. Что я знаю о детстве, которое я берегу? Вот и лето, и мячик летает, и школа нескоро. Непонятное слово написано в лифте, и стыдно спросить, Но звучат водяные ступени Нескучного сада. И неведома взрослым трава под названием «сныть», А в земле мертвецы, и еще там закопаны клады. Но отцовской руки так уверен веселый посыл, Что не страшно идти и не рано, а в самую пору. Вот они и уходят — счастливые, полные сил. Вот и осень, и воздух пустеет, а вечность нескоро. Водопой Четыре ветра, Двенадцать месяцев, Сорок тысяч братьев, А сестер уж нет. Седлай до света. Твой путь не вместится Ни в чье объятье, Ни в чей завет. — Кто ты? Ау! Чей рог поутру? — Не тебя зову, Я ищу сестру. — Четыре века, Двенадцать месяцев, Сорок семь заутрень, А сестер все нет. Лишь по всем рекам — Плывут и светятся Розмарин, и рута, И первоцвет. — Напои коня, Брат ничей. Тут, в зеленях, — Ледяной ручей. — Четыре лика — Там, в глубине. Цветет повилика На самом дне. Обовьет копыта — Струям вспять: Горе позабытое Зацеловать! — Четыре света, Двенадцать теменей, Сто царств и три волости — Я коня губил. Но нет ответа, Не стало времени, Не слышно голоса, Только там, вглуби, — Розмарин и мята Цветут, цветут. Названого брата Зовут, зовут. — Четыре ветра, Двенадцать месяцев, Сорок тысяч братьев — И никто не спас. Драконы и вепри Под копьем бесятся, Но ее заклятье — На обоих нас: На коне и мне. — Так спеши, пора! Свидимся на дне. Я — ничья сестра. * * * Полунощный взвар Синевы — травы — Буйной крови. Спят сыны, Как на гербе львы: Профиль в профиль. А на нас — года Налегли плащом: Лапы в горло. А к ногам — вода, Поиграть лучом, Светом горним. Ей подай — звезду, Да еще — звезду — До Петрова дня! Переклик: — Я жду! — Я сейчас приду, Подожди меня! Я приду — дожив, Чтоб до дна — дожечь, В голубой нажим — Всей твердыней плеч! Я уже в пути: Загадай полет! — Господи, прости... Не меня ль зовет?
Куйпога
Новиков Дмитрий Геннадьевич родился в 1966 году в г. Петрозаводске. Окончил медицинский факультет Петрозаводского государственного университета. Печатался в журнале “Дружба народов”, альманахе “Мир Паустовского”. Живет в Петрозаводске. В “Новом мире” публикуется впервые.
Моя философия в том, что нет никакой философии. Любомудрие умерло за отсутствием необходимости, — он дернул ручку коробки передач, и машина нервно, рывком увеличила скорость, — то есть любовь к мудрости была всегда, а саму мудрость так и не нашли, выплеснули в процессе изысканий. Ты посмотри сама, что делается. Напророчили царство хама, вот оно и пришло. Даже не хама, а жлоба. Жлоб — это ведь такой более искусный, утонченный хам”. В ночной тишине, по дороге, ведущей за город, на север, они ехали молча. За окном мелькали старые, с облезшей краской дома, сам асфальт был весь в выбоинах и ямах, как брошенное, никому не нужное поле. Внезапно показался огромного размера ярко освещенный предвыборный щит с сияющей мертвенно-синей надписью “Поверь в добро”. “Вот-вот, смотри, славный пример, досточтимый. Ничего не нужно делать. Просто в нужный момент подмалевать красками поярче, лампочек разноцветных повесить. Годами друг друга душили, душу ножками топотали, а тут одни с пустыми глазами мозгом поработали, у других, таких же лупатых, релюшка внутри сработала — и все мы опять верим в добро, тьфу!” Он выплюнул в окно окурок вместе со слюной и выругался.