Новый мир. № 4, 2004

* * *

Я — щука на белом песке.
Крючки в моем плавнике.
Кровоточит блесна.
Вероятно, это — конец.
Вероятно. Браво, ловец!
Развязка моя близка.
Удар — хвостом по песку
изгибая тело — блесну
ломая плавник — к воде.
Песок залепил глаза.
Неужели уже нельзя?
Неужели сейчас и здесь?
Как томно, как тяжело!
Скулу от боли свело.
Ничего не могу.
Ударом весла по лбу
венчает мою судьбу
хмурый рыбарь.
На солнечном, нестерпимо
сияющем берегу.

* * *

Кочую по квартирам,
зимой снимаю дачи,
а жизнь бежит пунктиром:
пробелы и удачи.
Питаюсь черным хлебом
и супом из пакета
между землей и небом,
посередине где-то.
Сижу до полуночи
и чаем горло грею.
Удачи — все короче,
пробелы — все белее.

Разговор с историком

Здесь воздух горек,
а суть — суха.
Постой, историк,
в тени стиха.

Здесь то, что было
и не сбылось,
хоть волком выло
и ввысь рвалось…

— Попасть в анналы
не значит взмыть.
Совсем не мало
по волчьи выть.

Александр Яковлев Здесь ни за что не заблудишься

Яковлев Александр Алексеевич родился в 1955 году. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Печатался в «Новом мире», «Октябре», «Юности» и других журналах. Живет в Москве.

«Что ж ты делаешь, принцесса?!»

Пора бы перекурить. Вот выбраться из ельничка и отыскать поваленный сухой ствол.

«Ведь все странствия и приключения заканчиваются, едва герой находит свою принцессу. И далее живут они долго и счастливо. А что из того? Подвиги-то совершать уже некому. Извлечен герой из процесса. И некому схватиться с нечистью… Что ж ты делаешь, принцесса?! Похоже, ты совсем не думаешь головой. Или ты царевна-лягушка? И не царское это дело?»

Пичуга малая открыла себя за густой игольчатой ветвью. Сидела себе на пенечке, красуясь буроватой грудкой, и не собиралась страшиться.

Бадьин бесшумно отпустил колкую тяжесть, и ветка вновь скрыла пернатое виденье.

«Гнездо, наверное».

Серединой сентября повелевало бабье лето. Сухое, в полдень просто жаркое. Лишь к вечеру, к первым звездам в ясном небе, пробивало воздух, как кристаллами, грядущими ощущениями заморозков.

Днем же, как сейчас, лес с наслаждением подставлял привстающие на носочки стволы солнечному потоку. Легко и бережно обтекая высокие кроны сосен, лучи ровного желтого теплого света одевали объемной плотью невесомую паутину и улетающие в зиму хрупкие листья. Вдруг вставали из черничника невысокие, не ставшие деревьями березки без вершин и, слепя и чаруя грибника, вспыхивали семейками прилепившихся опят. Пятнистые и пушистые, те замирали под взглядом, испуганно, но тщетно прижимаясь к ветхой сероватой коре.

Бадьин пристроился на гладкой толстой, давно поваленной осине, аккуратно поставил корзину с добычей. Но закурить не успел. Рядом, метрах в трех, приземлилась пичуга. Наверное, та же самая. Бочком, вприпрыжку подобралась на расстояние вытянутой руки. Той пришлось сдержаться, чтобы не вытянуться.