“Воплощения пушкинского романа в музыке можно пересчитать на пальцах одной руки. Об одном из них, почти у нас неизвестном, стоит рассказать подробней. Один из самых ярких русских композиторов ХХ века Артур Лурье (1890—1967), ученик Александра Глазунова, был после Октября 1917 года комиссаром музыкального отдела Наркомпроса, в 1922 году уехал в Берлин, оттуда в Париж. <…> В 1949 году Артур Лурье предложил писательнице Ирине Грэм написать либретто к опере „Арап Петра Великого”, что и было исполнено, причем не только с использованием текста одноименного неоконченного романа Пушкина, но и его стихов, а также произведений других поэтов, русских и зарубежных”.
Инна Булкина. Журнальное чтиво. Итоги года. — “Русский Журнал”, 2005, 30 декабря <http://www.russ.ru>.
“Год назад в таком же итоговом обзоре я писала о чудесном преображении „Октября”. С „Октябрем” за этот год ничего не произошло: все те же случайные или неслучайные удачи в отделе „прозы-поэзии” (с поэзией лучше, чем с прозой, но это как у всех — год такой выдался) и все те же „штудии” вместо критики. „Звезда” по-прежнему опаздывает и по-прежнему сильна задним умом (архивами, стало быть). „Новый мир” по-прежнему примеряет не „такое”, а „эдакое”, и это с ним не первый год. Уж мейнстрим стал нам скучен, твердит „НМ” — как будто с оглядкой на читателя. <…> В 2005-м, кажется, появилась еще одна линия мысли: „НМ” обратился лицом к провинции — в широком смысле (и к „диаспоре” в том числе). Кто от этого в большей степени выигрывает — столичный журнал или новонайденные провинциальные (диаспоральные) авторы, говорить пока рано. В иных случаях все же кажется, что игра в одни ворота. Как бы там ни было, наблюдатель „исторический” скажет затем о разрушении „единого контекста”. И не исключено, что назовет это не единственно свойством „НМ”, но чертою литературного времени. Хотя есть такое подозрение, что дело в особенностях редакционной „оптики”. „Знамя” идет по другому пути, изобретая не авторов, но журнальный прием. Иногда это выглядит нарочито, но в конечном счете задача журнала в — такой ли, другой ли — организации контекста. Возможно, то, что делают в „Знамени”, похоже на игру с рамочками. Но... строить не ломать, так что пусть будет так”.
Дмитрий Быков. Быков- quickly : взгляд-80. — “Русский Журнал”, 2005, 21 декабря <http://www.russ.ru>.
“Цикличность русской истории, с которой автор этих строк всем успел надоесть (а знали бы вы, до чего эта цикличность в печенках у меня самого!), в 2005 году не уставала подтверждаться, и это, пожалуй, главный итог года, который в остальном ничем особенно ярким не запомнился. <…> В свете этого политика абсолютно бессмысленна, потому что и ежу ясно: ничего изменить мы не в силах. Речь может идти всего о двух стратегиях: либо о получении посильных выгод от такого хода вещей, либо о сохранении лица. Собственно, об этом написан и „Доктор Живаго”, где сказано, что история — лес, растущий помимо нашей воли. <…> Ждать оттепели еще очень долго. Конечно, раз в двадцать лет в России обязательно оказываешься прав, но ждать этой победы двадцать лет, право, неразумно. Гораздо лучше сразу вычислить маршрут нашего общего паровоза — и отойти от него подальше: не обязательно на Запад, можно в себя”.
См. также: Дмитрий Быков, “Бедные души, или Мертвые родственники” — “Искусство кино”, 2005, № 9 <http://www.kinoart.ru>; о фильме Павла Лунгина “Бедные родственники”.
Дмитрий Быков. Пропавшая грамота. — “Огонек”, 2005, № 48 <http://www.ogoniok.com>.
“Чтобы разобраться, зачем нужна орфография, я написал когда-то целую книгу, но одно дело — разбираться в перипетиях 18-го года, а другое — сориентироваться в новых реалиях. Я до сих пор не уверен, что детям нужно учиться грамоте. Я боюсь посягать на их время и умственную энергию. Я вижу вокруг явное и катастрофическое падение грамотности, но не знаю, хорошо это или плохо. Для меня — плохо, но, может, это потому, что я привык уважать себя за грамотность, а тут вдруг уважать себя стало не за что? Тоже мне добродетель. В поисках ответа я добрался до любимой кафедры практической стилистики русского языка на журфаке. <…> И на любимой кафедре мне объяснили следующее. <…> Грамотность в обществе, если судить по сочинениям и по уровню студенческих работ, не упала, а перераспределилась. Прежде более-менее грамотна была примерно половина населения, а то и две трети. Сегодня совершенно неграмотны процентов 70, а как следует умеют писать и говорить — процентов 30…”