“Трудно найти более антихристианское произведение в русской литературе (ну, не Емельяна же Ярославского считать литературой), чем „Мастер””.
На сайте “ЕЖ” ему не слишком убедительно возражает Алексей Макаркин (“Михаил Булгаков как поклонник Сатаны и фашизма. По поводу статьи Леонида Радзиховского” — “Ежедневный Журнал”, 2005, 29 декабря <http://www.ej.ru> ).
См. также: Иван Понырев, “Смотрите, кто пришел” — “Завтра”, 2005, № 52, 27 декабря <http://www.zavtra.ru>; “Поэтому пока что „Воланд” — лишь образ жесткого, не связанного законами националистического правителя. Для общественного мнения он безумно притягателен именно в этом качестве. Неизвестно, облечется ли плотью этот зародившийся в общественном сознании фантом. Быть может, он лишь одна из альтернатив „образу Штирлица”, явно испытывающему кризис в связи со снижением популярности действующего президента. Для нас же важно зафиксировать сам факт — у базового образа путинского правления появилась альтернатива”. Первая публикация статьи, подписанной именем булгаковского персонажа, появилась на сайте http://www.apn.ru.
Леонид Радзиховский. Что я думаю о фашизме. — “Ежедневный Журнал”, 2005, 20 декабря <http://www.ej.ru>.
Среди прочего: “Собственно, балансировать на грани разных опасностей, не проваливаясь ни в одну из ям (и в каждый момент имея шанс провалиться!) — это и есть нормальная жизнь в „нормальной стране””.
Станислав Рассадин. Звезда Давида. Заканчивается год Д. Самойлова, но его век в самом начале. — “Новая газета”, 2005, № 95, 19 декабря.
“[Давид] Самойлов не был ни диссидентом, ни тем более человеком общепринятого „убожества систем”. Он был (точнее, стал) внутренне свободным государственником. <…> В этом смысле Самойлов — поэт XXI века. Именно он, а не чтимый им Бродский. Тот, выбравший одиночество (или оно его выбрало — как форму независимости от всего, начиная властью и кончая читателем), надменно-самодостаточный, завершил собою минувшее столетие, заставив вспомнить Блока: „Двадцатый век. Еще бездомней…”. Самойлов с его легким дыханием, с его „конструкцией” при жесткой трезвости „Струфиана” или „Последних каникул”, с его выходом на простор истории, несродным герметичности Бродского, — вот он, настаиваю, поэт…”
Галина Ребель. Несостоявшееся возвращение. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 11.
Не состоялось возвращение в школьную программу романа Н. Островского. Среди прочего: “Отсутствие авторского „избытка”, совпадение ценностных приоритетов автора и героя соответствующим образом „программирует” читателя — создает у него впечатление абсолютной правоты, идеальности героя, нормативности его поведения. Но даже в таком „пропагандистском” по своему посылу и способу организации художественном произведении — если оно, конечно, не есть конъюнктурная, рационально просчитанная агитка, каковой „Как закалялась сталь” не является, — помимо авторской воли, вопреки ей, пробьется и даст себя знать шероховатость, непричесанность, неоднозначность живой жизни. Так в романе Островского с неопровержимой очевидностью обнаруживается жестокость, ограниченность, слепота и — в исторической перспективе — опасность, смертоносность главного героя”.
Александр Репников. От Леонтьева до Сталина: консерватизм, социализм и либерализм. — “Наш современник”, 2005, № 10.
“[Константин] Леонтьев не сомневался в реальности осуществления социалистической программы в России: „социализм (т. е. глубокий и отчасти насильственный экономический... переворот) теперь, видимо, неотвратим... Жизнь этих новых людей должна быть гораздо тяжелее, болезненнее жизни хороших, добросовестных монахов в строгих монастырях (например, на Афоне). А эта жизнь для знакомого с ней очень тяжела... Но у афонского киновиата есть одна твердая и ясная утешительная мысль, есть спасительная нить... загробное блаженство . Будет ли эта мысль утешительна для людей предполагаемых экономических общежитий, этого мы не знаем”...”
Александр Репников. Клавдий Никандрович Пасхалов. — “Москва”, 2005, № 12 <http://www.moskvam.ru>.