Интересно сравнить эту сцену со сценой из стихотворения С. Маршака “Рассказ о неизвестном герое”.
Молодой человек ехал на площадке трамвая и вдруг увидел: в окне напротив кто-то мечется среди огня и дыма. А на панели столпились люди. Оказывается, наверху остался ребенок, но никто и не пытается его спасти. Парень соскочил с площадки, полез по водосточной трубе на пятый этаж, рискуя жизнью, забрал девочку и добрался с нею до безопасного места.
Он отдал спасенную девочку матери, сам вскочил на подножку трамвая и скрылся за углом. И вот его ищут, да как найти?
Многие парни
Плечисты и крепки,
Многие носят
Футболки и кепки.
Много в столице
Таких же
Значков.
К славному подвигу
Каждый
Готов!13
Эпизод из поэмы Михалкова близок по содержанию к этому стихотворению Маршака. Даже значимая подробность совпадает: мчатся пожарные автомобили, а неизвестный герой опережает их и появляется на месте первым; дядя Степа также управился раньше пожарных. Сходна и расстановка сил — толпа зевак на панели судачит и не оказывает никакой помощи.
Но действия героев различны. Герой Маршака преодолевает огромные трудности, напрягает все силы. Герой Михалкова свершает героический поступок одним мановением, одним движением руки. И все-таки, хотели того авторы или нет, в определенном смысле оба героя схожи. Неизвестный герой Маршака, которого “ищет столица”, — герой массовый, типичный. У Михалкова установка на недюжинность героя (он в районе личность заметная), однако недюжинность является продолжением все той же массовости, ведь герой этот — типичный молодой человек “в своем развитии” (если использовать известное выражение), после восемнадцати лет существования советской власти.
Кстати, надо отдельно сказать о детали, которой — в силу того, что многие реалии позабыты, — не уделяют внимания. Публика, наблюдающая за действиями пожарных и не вмешивающаяся, — это не просто зеваки, а публика особого рода. Многие десятилетия пожары были излюбленным зрелищем горожан, на звук пожарной трубы, по звону сигнального колокола или просто увидев вдалеке сильные всполохи они спешили к месту событий, некоторые приезжали с другого конца города, лишь бы посмотреть, как пожарные борются со стихией. Об эстетике и традициях такого рода зрелищ писал С. Румянцев в своем, увы, незавершенном сочинении14. Таким образом, те, кого автор именует зеваками, — это воплощение прошлого, символы ушедшего жизненного уклада, тогда как и неизвестный молодой человек в футболке и кепке, со значком ГТО, и дядя Степа — символы нового отношения к жизни, активного, неравнодушного.
Причем если у Маршака герой представлен в критическую минуту, после чего он исчезает, не назвав даже имени, то в поэме Михалкова сама повторяемость, ритмичность героических поступков дяди Степы имеет значение. По структуре один эпизод поэмы не отличается от другого: несчастный случай — любопытные, ничего не предпринимающие обыватели — приходящий на помощь дядя Степа. Такие стандартные эпизоды с единственной переменной (старания тех, кто отвечает за порядок, — пожарных, милиции) составляют первую и вторую части поэмы.
Пусть дядя Степа известный районный герой, но и он, как и другие, готовится “к труду и обороне” — прыгает с парашютной вышки в Парке культуры и отдыха, стреляет в тире (все это этапы подготовки к будущей войне, внедряемой государством тренировочной системы). Впрочем, благодаря физической одаренности он уже готов и к обороне, и к труду: автор, подчеркивая достоинства дяди Степы, как бы приподымает его над обстоятельствами, тот “перерастает” — из-за своего внушительного роста — рамки предложенной ситуации. Какой прок в прыжках, если “вышка с вышки прыгать хочет”. Какой прок в посещении тира:
В тир, под низенький навес,
Дядя Степа еле влез.
..............................
Оглядев с тревогой тир,
Говорит в ответ кассир:
“Вам придется на колени,
Дорогой товарищ, встать —
Вы же можете мишени
Без ружья рукой достать!”
Дядя Степа выделен из толпы, казалось бы, он рожден для доблестных дел, будто сказочный богатырь, заведомо предназначенный для великих подвигов. Но механистичность поступков и непременный успех каждого его предприятия сводят всю героику на нет (советский — массовый — героизм есть проблема воспитания, а не сверхчеловеческого усилия, недаром пелось, что, “когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой”). В конечном счете дядя Степа лишь исправляет неполадки, что мешают плавному и размеренному течению повседневной жизни, на устранение каковых обычно вызывают ремонтную бригаду. Даже во время войны он не совершает чего-либо выдающегося, о чем счел бы необходимым поведать автор. Дядя Степа — обыкновенный (пусть в чем-то и особенный) советский человек, который в силу своих физических данных первым оказывается в том месте, где надо нечто исправить, и делает потребное. Любой советский человек на его месте должен был бы сделать то же, иначе это было бы нарушением этических установлений, на которых зиждится общество.