Отождествление своей Родины с подлинной стихией — вот один из постулатов Бородина, и в этом он безусловно солидарен с Людмилой. Только у девушки — море, а у писателя — тайга и Байкал. Но он не романтизирует Людмилу и Валерия. Бородин, проведший в тюрьме пять важнейших для истории страны лет (1982 — 1987), выражает в этих героях свое отношение к новому поколению, взросление которого он пропустил; поколению, для которого такие категории, как честность и порядочность, значат много меньше, чем личное благополучие. Возможно, ситуация слегка гиперболизирована (кража полумиллиона рублей, предательство матери), но еще раз учтем время написания повести и вспомним ее последние слова, в которых автор практически прямым текстом признается в непонимании внезапно наступившей эпохи: «И долго, очень долго все будет валиться у меня из рук, потому что я усомнился <...> подкошен моим марсианством в этой жизни, которую имел дерзость считать объектом личной инициативы». И приговором всему звучит последнее предложение: «Никаких деталей не будет!»
В том же 1990 году, когда и была опубликована «Женщина в море», Бородин пришел в журнал «Москва», а два года спустя стал его главным редактором. На этом посту, с небольшим перерывом на 2008 — 2009 годы, он и проработал вплоть до своей кончины. Именно благодаря Бородину журнал приобрел свой современный иделогический облик, формулируемый двумя (тремя) словами: православие и российская государственность. На страницах журнала появился раздел «Домашняя церковь». Регулярно начали публиковаться повести и романы авторов, уехавших из страны.
Ранее мы решили остановиться на слове «диссидент» как наиболее подходящем для определения деятельности Бородина, пусть он сам и не причислял себя к таковым. Но любопытно то, что среди диссидентов было совсем немного государственников, если под последним термином понимать сторонников единой и неделимой державы. И эта держава, это государство для Бородина — Россия. В своих статьях в «Москве» он поднимал вопросы демократии и государственного строительства, обсуждал национальные проблемы, предлагал варианты решения и обращался к истории — давней и недавней. Не боялся высказывать свое, пусть и не попадающее в общественно-политический мейнстрим мнение по самым острым вопросам.
В своей публицистике Бородин не похож, что естественно, на себя как автора художественных произведений. А вот к роману «Без выбора» (2003) его статьи по манере написания и духу очень близки. Статьи Бородина полны недовольства происходящим в стране, невзирая на то что новейший период в истории страны принес наконец Бородину подобие спокойной жизни (была работа и относительная стабильность, кончились гонения и аресты). «Без выбора» все-таки не классические мемуары (пусть и с подзаголовком «автобиографическое повествование»). Роман не очень четко выстроен хронологически — несомненно, сознательно. Ко многим событиям, например к своим арестам, Бородин возвращается неоднократно, а о работе в «Москве», напротив, почти ничего не говорится. О чем же написано «автобиографическое повествование» «Без выбора»? В первую очередь — о людях и о стране. С одинаковым вниманием Бородин относится и к Метляеву, взрывнику норильского рудника № 7/9, и к Станиславу Куняеву, публицисту и критику, с которым он полемизирует на протяжении всего романа, и к знаменитому художнику Илье Глазунову. Все они оставили определенный след в жизни Бородина, и о каждом из них, а также об очень многих других людях он пишет подробно, относясь к кому-то с почтением и даже с восторгом, к кому-то — довольно критически. Но чем ближе к современности, к XXI веку, тем круче приходится тем, кто по какой-либо причине не нравится Бородину. В романе он критикует и писателей, и музыкантов, и политиков. Например, Бородин весьма неоднозначно отзывается об Иосифе Бродском, с ошибкой цитируя его стихотворение «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать...» (в интерпретации Бородина — «Ни страны, ни земли»), называя его «двугражданным гражданином» и характеризуя его стихи нелестным «страсти преследуемого интеллектуала». Однако Бородин в любом случае искренен, и даже Бродскому он предлагает четкую альтернативу — поэзию ныне практически неизвестного широкому читателю Валентина Соколова (псевдоним Зэка; 1927 — 1982), который, по мнению писателя, значительно острее, а может, и талантливее высланного ленинградца. Но, при всем уважении к Бородину, сравнение Бродского и Зэка выглядит совершенно неубедительным. Юрий Кублановский в своей рецензии на роман обратил внимание еще на одну странную ошибку Бородина: согласно тексту, на смену Андропову на месте генерального секретаря ЦК КПСС пришел не Черненко, а Горбачев [13] . Вряд ли редактор всерьез работал с этой книгой...