Я не уверена, что старость для нее была равна смерти. Скорее это был предмет для осознания и для внутренней работы, поэтической и человеческой. Смерть не может быть предметом работы, обработки, потому что последнее слово — в любом случае за ней.
ОЮ: Я не думаю, что старость была для нее равна смерти. Я думаю, что умирать ей было не стыдно, а стареть — стыдно. Люди бывают разные, некоторым стыдно умирать, а стареть — вроде бы и ничего.
ОМ: Посмертно опубликованные стихи часто становятся знаменитыми — от державинской «Реки времен» до «Как хорошо в покинутых местах...» Аронзона (у него, конечно, все стихи напечатаны посмертно, но это он даже не успел ввести в список своих стихов). В последней книге ЕШ тоже есть стихи, которые войдут в число ее самых знаменитых. Я думаю, это будут в любом случае «Вести из старости» и «Это было Петром, это было Иваном...».
ОЮ: А я думаю — «Воспоминание о реанимации с видом на Невы теченье». И конечно, «Нет, не истрачу весь талан...» (это где о Морфее и морфии). Это как минимум!
ОМ: Ну именно что как минимум. Поэтому в том, что мы называем разные пары стихов, нет никакого противоречия.
Стихотворение «Нет, не истрачу весь талан...», где вторая строфа начинается строчкой «Нет, вся я не испелась, нет...» — это ведь, в сущности, «Памятник». Но не только и не столько о славе, о здании человеческой культуры выше всяких пирамид, сколько о вечности поэтической энергии, о поэзии как космической стихии, о пятой стихии из пятой стороны света. Эта сторона света, открытая поэтом еще в «Элегии на пятую сторону света», а в «Перелетной птице» названная конечной целью перелетных птиц, становится все ближе, кажется, вот-вот и поэт, а значит, и читатель ее увидит. В стихотворении «Обводный канал» напрягается поэтическое зрение и рифма призывается на помощь (но ее помощь остается тайной):
Но если есть такая жажда,
Чего — не знаю
(может, рифма знает),
То, значит, существует неизвестный
Предмет таких желаний —
Нечаянная, смутная страна неведомого счастья, упоенья...
ОЮ: Я бы сказал, что вся эта книга — своего рода совокупный, многосторонний, противоречивый «Памятник»! При всей разности углов зрения в разных стихотворениях, при всей сложности высказывания, результирующим, совокупным образом книги является вечность поэзии, ее вознесение над земным мусором и над земной прелестью и ее вечное существование.
ОМ: Ты говорил вначале о том, что у ЕШ начиная с середины девяностых выходили регулярно сборники новых стихов (что было очень важно, особенно если помнить про советские непечатные годы). И вот теперь эта последняя книга — последняя воля (в обоих смыслах — волеизъявление и волевое усилие) и последний подарок автора.
Теперь она вся в книгах.
ОЮ: Не для нас. Для нас она где-то рядом, где-то всегда есть как живой любимый человек. Но вообще ты, конечно, права. Теперь она вся в книгах.
ОМ: И в «пятой стороне света».
Ольга МАРТЫНОВА, Олег ЮРЬЕВ
Январь 2012 г.
Франкфурт-на-Майне
[4] Мертв (нем.) Это своего рода лингвистическая шутка: «грубо» здесь означает «слишком прямо сказано». (Прим. ОМ.)
Гомункулусы и кадавры
К и р и л л К о р ч а г и н. Пропозиции. Первая книга стихов. М., «Книжное обозрение», «АРГО-РИСК», 2011, 48 стр. («Поколение», вып. 33).
Младшее поэтическое поколение «новой искренности» вообще отринуло, говоря словами одного из героев Стругацких, «романтические трели» и формирует метапоэтику глубины и серьезности, ориентированную на синтез философско-поэтических достижений модерна и авангарда (причем даже не столько отечественных, сколько мировых). Это, страшно сказать, чуть ли не первый «подлинный» постмодернизм, не склонный к победным реляциям, имевшим место в его (в отечественном изводе) «героическом» прошлом. Занятно, что говорящая о принципиально новой постмодерности, неразрывной с модерновым движением, книга Марка Липовецкого «Паралогии» [5] вышла примерно в то же время, когда вышеупомянутое младшее поколение вступило в литературу.