Как печаль ее прекрасна! Красота как совершенна!
Плача, волосы распустит, упадет в слезах горячих, —
Этот плач мне душу ранит, сердцу больно, сердце плачет...
Но — что делать? Чем помочь ей?.. Тс-с... Прислушайся, могильщик...
Слышишь, слышишь стон несчастной — говорит она с погибшим:
“Пусть исчезну, как туман, я, как видение ночное,
Никогда пусть не узнать мне в жизни мира и покоя —
Где бы, как бы ни жила я, — утром, вечером ли, в полночь,
Если я тебя забуду, если я тебя не вспомню!..”
Ты по-прежнему, могильщик, говоришь: едва отпели —
Вмиг забыли с окончаньем похоронной канители?..
Что ж, слезам вдовы не веришь — так пойди, открой ворота —
Но на этот раз хоронит юноша — невесту... Вот он
Рвется к телу дорогому, не отходит, плачет... Боже,
Так — когда-нибудь — еще раз полюбить он разве сможет?!
Он коснулся страшной тайны — заглянул на дно колодца,
Безутешно слезы льются, бедный юноша клянется:
“Нет на свете больше женщин ни красивей, ни добрее!
Никогда мою могилу пусть луч солнца не согреет,
Пусть исчезну, как туман, я, как видение ночное,
Никогда пусть не узнать мне в жизни мира и покоя —
Где б ни жил я, как ни жил бы, — утром, вечером ли, в полночь
Если я тебя забуду, если я тебя не вспомню!..”
Что, могильщик, ты, как прежде, говоришь: всплакнули, спели
И — забыли с окончаньем похоронной канители?..
Но смотри — опять приходит эта женщина — ты помнишь? —
К той могиле, над которой распускается шиповник...
Вновь над камнем замирает и все так же безутешна...
Ворох дивных роз приносит, роз, завянуть не успевших,
Ими крест могильный белый украшает, молодая,
И — сама с цветами блекнет, увядает, увядает...
И тоска в глазах бессонных — так порой душа живая
По ночам, о прошлом вспомнив, плачет, губ не разжимая...
Что ж теперь? Ты снова скажешь, мол, поплакали, попели
И — забыли с окончаньем похоронной канители?..
Где же юноша, тот самый — хоронил позавчера он
Здесь любимую?.. Всё там же — у могилы, под чинарой,
И лицо — желтее воска, и — свечою — тает, тает...
Шепчет ей — о чем? — о только им двоим известной тайне...
А в глазах бессонных — горе... Так порой, о прошлом вспомнив,
По ночам душа живая, губ не разжимая, стонет...
Ну, могильщик, вновь ты скажешь, кто б ни умер, лишь отпели —
Вмиг забыт он с окончаньем похоронной канители?..
Посмотри — вдова сегодня, подняв голову, случайно
Профиль юноши печальный под чинарой замечает,
С грустью думает: “Он тоже в своем горе безутешен,
И его, наверно, точат, убивают мысли те же...
Сколько в сердце человека скорби, муки и печали,
Как ты терпишь только, сердце, сколько боли ты вмещаешь!..”
Глаз прекрасных взгляд лазурный сострадания исполнен —
И в ответ ей тоже смотрит он — взволнованно, безмолвно...
Что ж, они поймут друг друга... Нет, поверь, старик, — напрасно
Усмехнулся ты, как прежде, на своем стоишь ты — разве
Никому ты не был верен и не знал любви огня ты?
Эти взгляды — лишь участье. Разве ты не слышал клятвы
Той, с которой провожали только что они любимых?..
Есть сердца — умеют помнить, есть душевные глубины...
Ты не знал печали гордой. Ты не брал высокой ноты!
А иначе, как безумный, не смеялся б надо мной ты.
Ну и что с того, что парень сплел из свежих роз венок ей?
Что с того, что шепчет ей он: “Наши души одиноки.
Были прежде мы любимы, но сидим у плит одни мы,
Не пробьются к ним в могилы вздохи и воспоминанья.
Мы же молоды с тобою, хватит песен поминальных,
Стань женой моею, жить мы будем счастливо и прочно,
Все печальное, больное — все останется лишь в прошлом...”
Перестань, старик, смеяться — видишь слезы вдовьи эти? —
Если юноша забылся — слушай, — женщина ответит.
Ты, конечно, полагаешь, что она уступит парню?