Ну, что дальше? История с географией. Даже при моей, весьма серой, подготовке было ясно, что истории никакой в наших учебниках нет, а уж когда после лета 1953 года десятиклассницы сели за парты и начали дружно, под руководством нашей учительницы истории (и заодно классного руководителя) вымарывать в учебнике имя Л. П. Берии, все комментарии, как говорится, сделались излишними. (Моя воронежская двоюродная сестра Светлана, получившая свою золотую медаль годом раньше меня, поступила как раз на историко-филологический факультет Воронежского университета, через пять лет с блеском его окончила и получила по распределению место... старшей пионервожатой в своей родной школе. Где-нибудь еще через десять лет ей стали давать и уроки, а свое семидесятилетие (в этом году) она встретила завучем все той же школы, куда в военном сорок третьем пришла первоклассницей, голодной и холодной...)
География. Мы, помнится, сдавали выпускной экзамен по географии не в последнем, десятом, а в девятом классе (в 10-м он просто не умещался). У моей старенькой учительницы едва ли не слезы наворачивались, когда я, вытянув самый «гробовой» билет (страны Панамского перешейка), без остановки трещала так, что от зубов отскакивало: «Сальвадор, Гватемала, Гондурас, Коста-Рика, Никарагуа, Панама», ну и все, что о них знать полагается. Ну а что дальше-то с этими знаниями делать? Я, во всяком случае, не имела ни малейшего представления. Мысль о том, что я доживу до того, что туда, в эти страны, хоть в любую из шести, хоть во все шесть, можно будет поехать — были бы деньги (?!?), была не то что кощунственна, а откровенно смешна!
Теперь давайте прикинем, что называется, чисто арифметически. Мы в 10-м классе сдавали тринадцать экзаменов. По каждому устному предмету предстояло выучить примерно по тридцать пять билетов. И как раз тридцать пять девочек оканчивали наш 10-й «Б». То есть за экзаменационный день (мы сдавали экзамены в две смены) все тридцать пять билетов будут «озвучены». Я выучила, не сомневайтесь, все билеты по всем предметам. А это значит, что за тринадцать экзаменационных дней я могла (отбрасываю соображения о физической усталости или чем-нибудь подобном, речь идет только об «интеллектуальных» возможностях) изложить с оценкой «отлично» квинтэссенцию всех требуемых для окончания школы знаний, правильно? Вот и сделаем вывод: полное среднее образование образца 1954 года укладывалось в тринадцать дней.
Теперь надо было получать высшее образование. Я была в полной растерянности. Дома этот вопрос как бы вообще не обсуждался, исходя из посыла: «Наташа так хорошо училась, что может поступать куда хочет». Спору нет, но куда? И все-таки советчик нашелся!
Он нашелся на самом деле не вдруг, не в тот последний момент в июле 1954-го, а двумя годами раньше. В начале 9-го класса в нашу школу пришел новый учитель математики. Его к нам принесло войной. До того все учителя нашей школы были учительницы. Да и школа была ведь женская, у нас как-то вопросов не возникало. Иван Тимофеевич Бородуля — так звали нового математика — служил в действующей, был ранен, потом сильно контужен и, наконец, комиссован. Вернулся в Москву, в свой родной Инженерно-строительный институт. Но поработал там недолго, случилась какая-то неприятность со студентами (вроде он кого-то побил за неуважительное отношение к его фамилии). «Дело» далеко не пошло, учли заслуги Бородули перед родиной, но и оставить на преподавательской работе его тоже не могли, вот и перевели рангом ниже — в школу, да к тому же женскую, от греха подальше. Нрав Ивана Тимофеевича от этого не смягчился, он и с нами часто закипал и готов был пуститься в рукопашную, но директор заранее нас предупредила, чтобы не доводили Бородулю, и мы не доводили. Тем более что учитель он был замечательный. Он любил свой предмет, не жалел ни времени, ни сил, жил одиноко и все отдавал школе. Из учениц считал способными многих, но я у него тут же оказалась в «любимчиках». Его почему-то очень трогало, что я умею сделать четкий чертеж во всяких задачах по «геометрии с тригонометрией», — был у нас такой диковинный предмет, и экзамен по нему был в выпускном классе. Мне он давал на дом дополнительные «задачи с выдумкой», как он сам их называл, я старалась. В конце концов в 9-м классе Бородуля решил, что я должна участвовать в Московской олимпиаде.