Выбрать главу

И Рудаки работает в этом направлении. Впрочем, отношения с властью у поэтов редко складываются безоблачно. Эмир ослепил Рудаки. И поэт ушел от властителей в родной Панджруд.

Кажется, эта книга очень важна. Она о пространстве тонкой цветущей культуры. Книга делает возможным размышление о природе ислама без непременной сегодня обоюдоострой агрессии, она смягчает оценки. При этом книга вовсе не затушевывает вполне средневековые зверства и жестокость, которые тоже есть, но не они определяют сущность танцующего суфия.

 

Михаил Горелик. Байки про Даньку. М. — Бостон, 2011, 258 стр.

Хотя издательство и не указано — это настоящая книга, изданная тиражом 7 экземпляров, в переплете и твердой обложке с картинкой, на которой изображено солнце с разноцветными лучами и море с красными волнами. Эту картинку нарисовал Данька — главный герой этой книжки. Книжку мне дал почитать ее автор — Михаил Горелик. Я книжку прочел не отрываясь, как начал в метро, так и не отложил, пока не закончил. А потом стал перечитывать. Вот и сейчас, когда пишу эти строчки, тоже перечитываю, и глаза у меня открываются все шире и шире, хотя, кажется, шире уже некуда.

Я люблю читать Михаила Горелика. И когда он присылает в «Новый мир» свои эссе, я их открываю с приятным предчувствием: сейчас случится что-нибудь неожиданное. У Горелика есть свой, отчетливо узнаваемый стиль. Он пишет короткими фразами. И любит начинать фразу с нового абзаца. Но если у Шкловского, например, фразы застывают как статуи, у Горелика они набегают друг на друга, перебивают, мешают, путают глагольные времена. Но это не хаос. Короткие фразы образуют ткань, но не гладкую, а шероховатую на ощупь. Ее приятно приложить к щеке. Чувствуешь, как щекочет короткий ворс. Самое удивительное, что сам текст может быть о вещах горьких и страшных, а это впечатление не пропадает.

Я никогда не читал такого длинного текста Горелика. И даже не представлял, как такой текст может выглядеть. Горелик называет «Байки про Даньку» романом.

В этой книге пять главных героев (не считая автора, который тоже в книге присутствует): Данька — мальчик четырех лет, его мама и папа, его бабушка и дедушка. Данька с папой и мамой живет в Бостоне. Бабушка и дедушка живут в Москве, а летом перебираются в деревню Сорокино. Книга состоит из коротких баек. Одни — набранные крупным шрифтом, — про Даньку, про его приключения и похождения, другие — шрифтом помельче, помечены «для взрослых». Не потому что это такие вот байки 18+, а потому что Даньке их читать неинтересно. Они про что-то шибко умное.

И в каждой байке есть гореликовский умный юмор. Поскольку у читателя, по крайней мере в ближайшее время, нет ни единого шанса прочитать эту книгу (мне тоже придется вернуть прочитанный экземпляр, хотя я, конечно, попробую уговорить автора, а вдруг подарит?), хочется продемонстрировать какой-нибудь замечательный образчик. И у меня разбегаются глаза. Ну не переписывать же всю книгу подряд!

Данькин дедушка сочинял стихи — лимерики и хокку. А Данькин папа их переводил, лимерики на английский и идиш, а хокку — на японский. «Когда Данькин папа записывал хокку, он надевал кимоно и опоясывался самурайским мечом».  А сам дедушка стихи никогда не записывал.

«Дедушка считал, что поэзия должна быть сиюминутна и мимолетна, как полет бабочки, как лепестки в потоке вод. Вот — есть, и вот — нет. И уже никогда не будет. Эфемерность — главное в красоте. Эстетический восторг, упоение, ускользающее от дискурса „ах!” — моментальны. Фиксации не поддаются. Зафиксировать эфемерное — значит убить воздушную трепетность жизни. Твердил что-то об опредмечивании, ссылаясь на ранние работы Маркса. Ранних работ Маркса никто, кроме дедушки, не читал. По правде сказать, никто не читал и поздних. Вообще плохо представляли себе, что это за Маркс такой: путали с книгоиздателем. Дедушка был сложный человек. Его мало кто понимал, не только про бабочек и про Маркса, но это его нисколько не огорчало».

А меня немного огорчает, что эта книга живет исключительно домашней, приватной жизнью. Но, впрочем, может быть, дедушка прав: эфемерность не поддается фиксации.

КИНООБОЗРЕНИЕ НАТАЛЬИ СИРИВЛИ

Варежки на резинках

 

В феврале умер Алексей Герман-старший. R.I.P. Меня попросили написать о нем. Я сгоряча согласилась и только потом поняла, что задача эта почти непосильная. Его последний фильм по роману Стругацких «Трудно быть богом», который Герман в муках снимал последние 12 лет, — так и остался незаконченным. Черновой монтаж показывают время от времени, но исключительно избранным. Мне в число избранных попасть пока что не повезло. А про четыре другие картины написано уже столько, что даже как-то и неудобно лишний раз обременять ноосферу. В общем, оказавшись в большом затруднении, я решила написать про варежки на резинках.