Помилуй! и тебе не трудно
Там каждый вечер убивать?” (3, I)
В обоих полных прижизненных изданиях текст другой:
— “У Лариныхъ.” — “Вотъ это чудно.
Помилуй! и тебЅ не трудно
Такъ каждый вечеръ убивать?”61
Спору нет, при наборе “довольно часто смешиваются слова „так” и „там””62. Одна подобная опечатка в романе была: <...> ОнЅгинъ Ѕдетъ на бульваръ, / И такъ гуляетъ на просторЅ <...>63 Но в издании 1837 года эта ошибка исправлена ( И тамъ гуляетъ на просторЅ 64), а разночтение в начале 3-й главы сохранено. Виною может быть и авторская невнимательность, но доказать этого нельзя, а потому осмысленный, интонационно и ритмически богатый вариант двух последних прижизненных изданий надо оставить в неприкосновенности, чтобы вместе с водою не выплеснуть ребенка.
Сказанное в полной мере относится к такому фрагменту:
<...> МедвЅдь примолвилъ: здЅсь мой кумъ:
ПогрЅйся у него немножко! 65
Мы привыкли читать: <...> Медведь промолвил <...> (5, XV). Но в полуфольклорном контексте сна Татьяны слово примолвить едва ли не более уместно; ведь оно, по Далю, значит не только “замЅтить”, но и “приласкать, привЅтить”66: медведь хочет ободрить добрым словом насмерть перепуганную Татьяну. Поэтому прав был Томашевский, когда сокрушался, что “у Пушкина в новых изданиях <...> уничтожен глагол „примолвить” <...> и заменен глаголом „промолвить””67. Жаль только, что в этих заменах менее привычной формы на более привычную принял участие и сам исследователь.
Иногда редакторы неоправданно пренебрегают чтениями, которые подкреплены автографом и прошли через все прижизненные издания. В беловой рукописи 5-й главы (стр. 606) и в поглавном издании романа Татьяна находит в соннике Слова: боръ, буря, воронъ, ель 68. В своем экземпляре этого издания Пушкин поправил: Слова: бор, буря, ведьма, ель (стр. 538), — но переносить новый вариант в текст “Онегина” не стал: в двух последних изданиях, вышедших под наблюдением автора, — тоже воронъ , а не вЅдьма. Допускаю, что текстологи списали это на забывчивость Пушкина, но почему они не внедрили в основной текст другую поправку из авторского экземпляра первого издания? Я знаю: дам хотят заставить / Читать по-русски. Право, страх! (3, XXVII) — так в автографе (стр. 584) и во всех публикациях, и лишь в отдельном издании 3-й главы (1827) рукою Пушкина записан вариант: Читать журналы (стр. 537). Выходит, две черновых поправки имеют одинаковый статус, одинаковый источник, но противоположную текстологическую судьбу. Отчего — неведомо: пушкинисты не мотивировали этих решений, как и подавляющего большинства других.
Рассмотренные случаи могут считаться более или менее спорными. Но в академическом тексте “Евгения Онегина” есть немало бесспорных редакторских ошибок. Например:
Одна, печальна под окном
Озарена лучом Дианы,
Татьяна бедная не спит <...> (6, II).
Тот же текст — и в малом академическом собрании сочинений69, и во многих прочих изданиях, хотя он содержит явный аграмматизм: “<...> печальна под окном озарена <...>”. М. А. Цявловский и С. М. Петров попытались поправить дело, не пожалев запятых:
Одна, печальна, под окном,
Озарена лучом Дианы,
Татьяна бедная не спит <...>70
Получилось лучше, и все же, вместо того чтобы наобум расставлять знаки препинания, пушкинистам скорее пристало бы заглянуть в источники текста. Рукопись этой строфы не сохранилась, и приходится довольствоваться прижизненными публикациями. Но все они дают лексически и грамматически согласованный текст, наиболее удачное пунктуационное оформление которого находим в “Онегине” 1837 года:
Одна печально подъ окномъ
Озарена лучемъ Дiаны,
Татьяна бЅдная не спитъ <...>71
Полную образную параллель этим стихам составляет написанная в тот же год “Зимняя дорога” (1826): Сквозь волнистые туманы / Пробирается луна, / На печальные поляны / Льет печально свет она.