Осовременивание орфографии понижает точность рифмы: в одной лишь 1-й главе “Онегина” количество созвучий с несовпадением заударных гласных увеличивается в 6 раз. Поборники модернизации возражают, что произносились эти гласные одинаково, а “стремление к глазной рифме” Пушкину “было чуждо”: он, мол, обращал внимание не на буквы, а на звуки85. Но коли так, почему же поэт рифмовал по совЅту няни : въ бан и (5, X), слова : млад ова (7, LV), столицы : лиц ы (8, XXIV), хотя в середине строки, как мог, соблюдал орфографическую норму: Мелькаютъ лиц а передъ нимъ (8, VII)? Чем, кроме графической точности рифмы, можно объяснить такие дублеты: вперв ыя : прелести степныя (8, VI), но вперв ые : покои запертые (8, XXXIX); въ прежни лЅт ы : лорнеты (7, L), но въ наши лЅт а : поэта (2, XX)?
Модернизация окончаний порождает также проблемы другого рода. В “Онегине” под редакцией Томашевского Фонвизин — Сатиры смел ый властелин (1, XVIII), хотя во всех прижизненных изданиях напечатано: Сатиры смЅл ой властелинъ . Почти наверняка поэт говорил не о “смелом властелине”, а о “смелой сатире”: чуть выше я писал, что, за редчайшими исключениями, прилагательные мужского рода в середине строки имеют окончание -ый . Согласно проведенным мною подсчетам, вероятность того, что в изданиях 1820 — 1830-х годов Фонвизин назван “смелым властелином сатиры”, — меньше одного процента.
Есть еще место, смысл которого был изменен при модернизации этой орфограммы: <...> Или над Летой усыпленный, / Поэт, бесчувствием блаженный, / Уж не смущается ничем <...> (7, XI). Редакторы решили, что выделенный эпитет относится к слову поэт . Но тихой, спокойной, сонной Пушкину воображалась река забвения, как в стихотворении “Прозерпина” (1824): <...> Элизей и томной Леты / Усыпленные брега . Решающий довод о том, что в “Онегине” “усыпленной” названа Лета, нам предоставляет рифма:
<...> Или надъ Летой усыпленной
Поэтъ, безчувствiемъ блаженной,
Ужъ не смущается ничЅмъ <...>86
Прилагательное мужского рода в рифме оканчивается на -ой ( блаженн ой поэтъ ), и это верный признак того, что оно рифмуется с формой женского рода: “надъ усыпленн ой Летой” (иначе оба рифмующих слова имели бы окончание -ый ).
В академическом “Онегине” допущено множество ошибок и опечаток (некоторые из них явились предметом этой статьи). Симптоматично, что ни единая погрешность, вкравшаяся в основной текст романа, не исправлена в дополнительном томе юбилейного собрания сочинений. Зато в разделе “Дополнения и исправления” к уже имеющимся искажениям онегинского текста добавлено еще одно — по иронии судьбы, тоже вызванное модернизацией окончаний -ой / -ый. В XXIX строфе 8-й главы при жизни поэта печаталось: Печаленъ страсти мертв ой слЅдъ 87. Такое же окончание у слова мертв ой — в 6-м томе большого академического Пушкина. В справочном томе, однако, утверждается, что “в стихе 11 строфы XXIX опечатка. Следует:
Печален страсти мертв ый след”88.
Можно предположить, что Томашевский и его единомышленники, исправляя -ой на -ый , исходили из того, что у Пушкина в другом произведении есть выражение мертв ый слЅдъ, написанное его рукой (“Что в имени тебе моем...”, 1830):