Сложность не противостоит интимной естественности речи — тут мы опять сошлемся на Розанова. Вернее, на статью Мандельштама «О природе слова», где он, характеризуя розановскую писательскую позицию, различил понятия «литературы» и «филологии»: «Литература — это лекция, улица; филология — университетский семинарий, семья. Да, именно университетский семинарий, где пять человек студентов, знакомых друг с другом, называющих друг друга по имени и отчеству, слушают своего профессора, а в окно лезут ветви знакомых деревьев университетского сада. Филология — это семья, потому что всякая семья держится на интонации и на цитате, на кавычках… Вот почему тяготение Розанова к домашности, столь мощно определившее весь уклад его литературной деятельности, я вывожу из филологической природы его души».
Богатство семантики «Кустарника» и его тайный жар ждут от читателя внимания чрезвычайного — только это позволит различить невидимые кавычки, расслышать подводный ход скрытой цитаты, распознать увлекательную многослойность интонации. Напрасным такой труд не будет. Есть, кстати, в книге стихотворение и о филологическом семинаре — «Английским студентам уроки / Давал я за круглым столом…», оно весело бежит в ритме лермонтовского «Воздушного корабля» сквозь темы и сюжеты отечественной поэзии и достигает грядущего, отдаленного от настоящего ровно настолько, насколько новая книга Кушнера отстоит от первой: «Английский старик через сорок / Лет, пусть пятьдесят — шестьдесят, / Сквозь ужас предсмертный и морок / Направив бессмысленный взгляд, / Не жизни, — прошепчет по-русски, — / А жаль ему, — скажет, — огня / И в дымке, по-лондонски тусклой, / Быть может, увидит меня».
Леонид ДУБШАН.С.-Петербург.
Серебряный век: женский взгляд Сестры Герцык. Письма. Составление и комментарий Т. Н. Жуковской. СПб., «ИНАПРЕСС»; М., Дом-музей Марины Цветаевой, 2002, 760 стр
О парадоксах отечественного книгоиздания, точнее, того его сектора, который занимается публикацией наследия «возвращенных» авторов, впору уже писать специальное исследование. Несколько лет назад специалисты и читатели получили тщательно составленную лилльским профессором Л. Алленом книгу «Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников» — при том, что стихи самого Поплавского в сколько-нибудь пристойном виде были изданы много позже. Не так давно томский «Водолей» порадовал нас комментированным изданием «Неизданного и несобранного» Эллиса — серьезного свода «канонического» Эллиса нет до сих пор.
В этом же ряду издательских парадоксов теперь можно назвать и весьма полный корпус писем сестер Аделаиды и Евгении Герцык. Тут, правда, дело не в том, что эпистолярий издается раньше основных сочинений — выпущенные Домом-музеем М. Цветаевой две тоненькие (и заведомо неполные) книжечки «Стихов и прозы» Аделаиды Герцык появились в московских книжных лавках уже около десяти лет назад. Любопытно другое: такого тома писем нет ни у Вяч. Иванова, ни у К. Бальмонта, ни у М. Волошина, ни у многих других, гораздо более сестер Герцык известных писателей той эпохи.
Такое «везение» тех, кого принято числить литераторами второго — третьего ряда, обычно объясняется единственно личным энтузиазмом того или иного исследователя (а также издателя). Случай сестер Герцык не исключение. Практически все последние «герцыковские штудии» (а кроме уже упомянутых «Стихов и прозы» Аделаиды Герцык нынешним «Письмам» предшествовало первое полное издание «Воспоминаний» Евгении и ряд журнальных публикаций; здесь же можно упомянуть и о проведенной в Судаке в середине 90-х годов конференции «Сестры Герцык и их окружение») — заслуга Татьяны Никитичны Жуковской, сотрудницы Дома-музея Марины Цветаевой и внучки Аделаиды Герцык. Читателям «Нового мира» она известна, в частности, по нескольким публикациям из семейного архива Герцык — Жуковских (см. «Новый мир», 1997, № 6; 1998, № 7; 1999, № 5 — последняя публикация, осуществленная Т. Н. Жуковской совместно с Н. А. Богомоловым, включает и некоторые из писем, вошедших в настоящий том).
Рискнем предположить, что для многих читателей том «Писем» сестер Герцык представляет больший интерес, нежели их художественные произведения и эссеистика. И это вполне оправданно, так как и Аделаида, и Евгения воспринимаются сегодня скорее как фигуры фона, люди своей эпохи, а не самостоятельные творцы. Даже самая, пожалуй, известная (и действительно замечательная) работа Аделаиды Герцык — статья «Из мира детских игр» — на слуху сейчас прежде всего благодаря знаменитому отклику на нее М. Волошина. Жестокая и неизбежно «генералоцентричная» история литературы заставляет нас видеть в сестрах Герцык в первую очередь персонажей из окружения Н. Бердяева, Вяч. Иванова, М. Цветаевой…