Что же тут особенного? Таковы были обстоятельства. Легенда говорит, что этот совет дал Смелянскому Марк Захаров… Может быть. В книге есть такой момент: в поисках работы в столице «хотел пойти к Марку Захарову, разговаривал в Центральном детском, Московском ТЮЗе — в ответ печально разводили руками: сам, мол, понимаешь». При общей разговорчивости автора это умолчание не выглядит случайным.
Это черта книги: говорится о метаниях и компромиссах других и умалчивается о собственном поведении в тех же обстоятельствах.
Смелянский вспоминает, как в Австрии мучился фронтовик Н. (фамилия названа). И завтрак несытный, и платные туалеты: «Зайти или нет? Дискуссия на этот счет двух народных артисток: „Лучше…, но не пойду“. Позор нищеты. Мальчик у Христа на елке. Из глубины позора надо еще убедить Европу, что именно товарищ Ленин открыл для нас и для них новую эпоху процветания».
В другом месте — о поездках по странам социализма: «Бывалые артисты знали, в какой части лагеря что покупать: из Праги тащили хрусталь, из Монголии — кожу… На промтоварных базах (советских войск в Восточной Европе. — Г. З.) происходили беседы философского плана. „Федь, поди сюда. — Нина Афанасьевна подзывала товарища. — Посмотри, какие рейтузы чудесные. — Шло ощупывание и нахваливание чудесных рейтуз. — Ну, возьми для матери, ведь чистый хлопок, все дышит“. Федя брал».
Взгляд сверху подразумевает, что Смелянский совершенно был далек в Австрии от мук, связанных с платными услугами, а в социалистической стране обходил все базы и промтоварные рынки стороной. Но если слышал только что приведенный диалог, значит, был рядом? Значит, тоже что-то такое подыскивал жене, дочке или себе что-нибудь приличное собирался прикупить?
Сергей Юрский в уже процитированных записках не стесняется рассказать, как мучительно выбирал в Хельсинки, что ему купить, — выбирал между кальсонами и альбомчиком Сальвадора Дали. Смелянский рассказывает о других — как мучительно выбирали они. Он — насмешливый наблюдатель. МХАТ давится в очереди за чешскими паласами, Ангелина Степанова не знает, надо ли платить за щедрый завтрак в партийной резиденции… Он все запомнил и вот теперь веселит читателей подробностями советского быта.
«Уровень приема соответствовал уровню театра. „Контора“ (верхушка МХАТа. — Г. З.) сияла от удовольствия, от желающих пойти на прием не было отбоя — все хотели посмотреть живьем на одного из могучих мира сего», — дело происходит на родине Кунаева, в Казахстане. Судя по дальнейшему рассказу, Смелянский допущен. Судя по только что отмеренной дистанции, не сиял, идти не желал, смотреть не хотел, но… пришлось. По обязанности.
Скажут, что это все — безобидные мелочи. Да, более или менее. Но вот — о Маркове: «Он был уже развалиной, на спектаклях часто засыпал»; «Он был, конечно, „серым кардиналом“, это входило в завлитовскую профессию, но все его кардинальство длилось несколько лет, пока обстоятельства благоприятствовали». И наконец — «он лежал в урологии в больнице ВТО». К чему такая подробность?
«Замечательно, что о живых автор свидетельствует осторожно и достаточно благостно. О мертвых, вопреки известной максиме, весьма свободно и раскованно», — написал о мемуарах Смелянского Евгений Сидоров. Так и есть, с одной существенной оговоркой. Весьма свободно и раскованно мемуарист пишет о тех, с кем при жизни его отношения были сложными или совсем плохими. По всему выходит, что недоброжелательный автор теперь воспользовался их физическим отсутствием. Эти люди предстают неисправимыми детьми Совдепии, трусливыми, смешными, их портреты карикатурны. Ангелина Степанова, Софья Пилявская, Виталий Виленкин…
Побуждения их — суетные, мелкие. Пилявская не желает сидеть на «Славянском базаре» (юбилейное собрание во МХАТе к столетию знаменитой встречи его основоположников) в восьмом ряду, хочет — «со Степановой вдвоем в ложе». О Прудкине: «Многие годы он хотел получить Героя Соцтруда». Степановой — особое внимание (особыми были и отношения). На встрече с министром культуры Демичевым «иссохшая, но всегда элегантная Ангелина Осиповна производила свои еле заметные фирменные пассы шеей и головой, которые когда-то навеяли ее партнеру и другу Ливанову образ „змеи чрезвычайного посола“ (после премьеры пьесы „Чрезвычайный посол“, где Степанова играла Коллонтай)». Страницу спустя — «Ангелина Осиповна чуть изогнула шею и выдвинула вперед головку в знак согласия». На следующей странице — «головка Ангелины Осиповны совершенно исчезла в глубине туловища». И — на следующей же: «Ангелина Осиповна выглянула из самой себя и изогнула изумленную шейку в сторону О. Н.».