Главным орудием заговора был избран архимандрит Юрьевского Новгородского монастыря Фотий (Спасский). Недоучившийся в Петербургской академии по болезни молодой иеромонах (1792 года рождения) считал себя пророком и орудием Святого Духа. Как и многие ограниченные интеллектуально люди, он с подозрением относился к большой учености. Не доверял он и традиции Церкви, полагаясь на собственные духовные дарования. Отец Георгий Флоровский дает Фотию такую характеристику: «Перед нами экстатик и визионер, почти что вовсе потерявший чувство церковно-канонических реальностей и тем более притязательный, совсем не смиренный. Это образ самозваного харизматика, очень самомнительного и навязчивого, всегда создающего вокруг себя атмосферу какого-то изолирующего возбуждения. Это типический образ прелести, страшный закоулок или тупик ложного аскетизма. <…> Всего менее слышится в неистовых воззваниях и выкриках Фотия голос церковной старины или древнего предания… „Святых отец не имею”, — писал он сам, — „одну Святую Библию имею и оную читаю”. <...> Фотий был не столько суеверен, сколько был изувер…»71
В 1822 году князь Голицын знакомится у графини Анны Орловой с молодым архимандритом, и тот производит на него самое благоприятное впечатление истово верующего и духовного человека. Начинается их дружба, вполне искренняя со стороны князя. Очарованный «новым Златоустом», князь Голицын 5 июня 1822 года устраивает Юрьевскому архимандриту аудиенцию у Императора. Александр отнесся к Фотию почтительно, проговорил с ним полтора часа, преклонив колени, просил его молитв и благословения, просил писать.
Фотий, за которым стоял митрополит Серафим, воспользовавшись этими предложениями и расположением Царя, обрушивает на Александра одно послание страшнее другого. Пишет о своих снах и молитвенных откровениях, в которых Дух якобы требует от Царя покончить с Библейским обществом, Голицыным и масонами, которые замышляют революцию, «отступление от веры Христовой и перемену гражданского порядка по всем частям». Ангел приносит ему то одну, то другую изданную Библейским обществом книгу и раскрывает ее тайный революционный смысл. Наконец, и сами Библии больше не надо издавать, так как «уже много напечатано Библий». Дух повелевает Фотию сообщить Царю, что следует «Министерство духовных дел упразднить, а другие два (образования и почт) отнять от настоящей особы (кн. Голицына. — А. З .)… Бог победил видимого Наполеона, вторгшегося в Россию, да победит Он и духовного Наполеона лицом твоим, коего можешь ты, Господу содействующу, победить в три минуты чертою пера»72. Наконец, на Вход Господень в Иерусалим в 1824 году в доме графини Орловой Фотий, повстречавшись с князем Голицыным, сбросив маску сердечной дружбы, анафематствовал министра и проклял его.
За безумствами Фотия Император ясно видел заговор священноначалия Русской Церкви против Голицына и Библейского общества. К заговору этому примкнул, увы, и граф Аракчеев, ревновавший царя к Голицыну и Кошелёву. Чиновник особых поручений при А. Н. Голицыне фон Гёц, бывший свидетелем этой интриги, вспоминал впоследствии: «Совместником в царской милости оставался для него только князь А. Н. Голицын. К его устранению Аракчеев воспользовался негодованием той части духовенства, которая желала, чтобы Министерство духовных дел было упразднено <…>. Не надо, впрочем, думать, чтобы Аракчеев сочувствовал монашескому изуверству. Оно ему было нужно только как орудие»73.
После выходки Фотия в отношении своего друга и покровителя князя Голицына граф Аракчеев был приглашен в резиденцию митрополита Серафима в Александро-Невской лавре. Во встрече принимал участие и Фотий. «Во время этого совещания митрополит снял свой белый клобук и, бросив на стол, поручил графу Аракчееву сказать Государю, что он скорее откажется от сана, чем помирится с князем Голицыным, с которым не может служить как „с явным клятвенным врагом церкви и государства”», — повествует Шильдер74.
Это был ультиматум Государю. Впервые с эпохи Никона Русская Церковь осмелилась говорить с Царем на языке силы. Но на что направлена была эта сила Церкви? — На жалкую лицемерную интригу против пусть и увлекавшегося временами, но безусловно благочестивого и благонамеренного князя Голицына, никогда и в мыслях своих не являвшегося врагом ни Церкви Православной, ни Государства Российского, а, напротив, за годы своего обер-прокурорства и министерства очень много сделавшего для просвещения народа. Сила эта направлена была против Библейского общества, издававшего сотни тысяч экземпляров книг Священного Писания на понятном для народа языке, да и против самого русского перевода Библии. Сразу же вслед за увольнением Голицына новый министр просвещения адмирал Шишков и новый глава Библейского общества митрополит Серафим просят Царя общество это упразднить за ненадобностью, только что отпечатанный тираж Пятикнижия Моисеева — сжечь, «Катехизис» митрополита Филарета (Дроздова), изданный в конце 1823 года тиражом 18 тысяч экземпляров, запретить к распространению. По делам рук их познаём их. Ныне, когда ежедневное чтение Писания на русском языке считается нормой православного благочестия, а по «Катехизису» митрополита Филарета сотни тысяч русских детей и взрослых учатся началам Православной веры, мы можем дать однозначную оценку действиям митрополита Серафима, Аракчеева, Фотия и их сообщников. Мотивы их действий были различны, но филологический обскурантизм старого Шишкова, воспаленное изуверство Фотия, банальная зависть к чужой власти и славе у Петербургского митрополита и у графа Аракчеева стали той взрывчатой смесью, которой были уничтожены первые после Раскола прочные основания духовного возрождения и просвещения России, старательно возводившиеся Императором Александром и князем Голицыным. А по сути дела этой интригой была обрушена и вся система преобразований.