Образование школьное соединялось в военных поселениях с религиозным просвещением. Именно сюда, в поселения, в первую очередь шел поток русских переводов Священного Писания, катехизисов, собраний нравоучительных историй, изданных попечением Библейского общества. Поселяне должны были присутствовать на церковных службах, их экзаменовали в знании молитв, религиозных установлений. Весьма поощрялось чтение и изучение Писания. И успехи в этой области были немалые. Аракчеев требовал от поселенских священников не только служить, но и учить поселян «духовным учениям».
К офицерам предъявлялись особые требования. И Александр, во время ежегодных объездов поселений, и Аракчеев строго пресекали все злоупотребления. В поселениях им были запрещены употребление любых алкогольных напитков, карточная игра. Зато устраивались для офицеров и иной поселенской интеллигенции дешевые рестораны-клубы, с музыкой, читальнями, игрой в шашки и шахматы.
И не следует забывать, что в руках у поселян было настоящее воинское оружие, они знали, как с ним обращаться, знали воинский строй, а притом жили не в казармах, но в собственных домах со своими семьями. Одна эта способность постоять за себя, защитить честь и свою, и своих близких не могла не воспитывать чувства гражданского достоинства, присущего на Руси казакам, но почти несвойственного крепостным. Характерно, что Император не боялся вооружить народ, но, скорее, видел в военных поселянах завтрашних ответственных граждан новой, свободной России.
Несколько раз, в Чугуеве на Украине в 1819-м, в Новгородских поселениях уже при Николае I в 1831-м, происходили восстания, которые подавлялись со всей воинской строгостью, но в целом крестьянство, с трудом привыкая к военным поселениям, к «немецкому» их быту и распорядку, через некоторое время начинало скорее с одобрением относиться к своему новому положению, ощущая, что на этот раз они для властей, руководящих реформой, не средство, а цель. Тот же Федор Пенкин вспоминал: «...Переход от крестьянского быта к военно-земледельческому был слишком крут. Сам граф Аракчеев не ожидал блестящих успехов от поколения старого. Раз он сказал в институте (военно-учительском. — А. З .): „Я знаю, что меня называют чертом, дьяволом, колдуном; но дал бы Бог мне прокомандовать поселениями еще лет пятнадцать, тогда благословляли бы меня”. Такое признание имеет известную долю правды: граф Аракчеев, тяжко налегая на поколение старое, любил поколение новое, которое и привязывал к себе и своим учреждениям в поселениях мерами снисходительными и разумными»45.
Пожалуй, наиболее взвешенную оценку отношения общества к военным поселениям дал великий князь Николай Михайлович, вовсе не жалующий Аракчеева и осуждающий приязнь к нему Императора Александра: «...Крестьяне относились в большинстве с недоверием к новшеству, подавали прошения вдовствующей императрице, великому князю Николаю Павловичу, но вначале не замечалось особого ропота. Впоследствии часто отношения обострялись, больше ради мелочей, как приказания брить бороды, носить казенные мундиры, а иногда вследствие излишней строгости или бестактности местного, подчас слишком ретивого, начальства. Но в общем крестьянство не обнаруживало того негодования, которое старались изобразить впоследствии в литературе. Более критически относились к этой мере государственные деятели, видя в военных поселениях корень ненавистного могущества Аракчеева, а также многие генералы, видя вред в поселениях для военного дела вообще»46.