Выбрать главу

“А сюжет: Россия и Еврейство — самокормный: создает интеллектуальное, проблемное силовое поле с огромной разностью потенциалов — вглядываааться (sic! ну на чьем еще поле встретишь такое. — П. К. ) друг в друга из столь полярных полюсов. Отсюда же — и „влеченье — род недуга” меж русскими и евреями, Эрос-Ярость, та „любовь к ненавидимому”, о чем Жаботинский. А та влюбленность художников из евреев в русскую природу — Левитан, Пастернак! Последний так бы и впился в белоснежное тело России, русской женщины!.. Тут страсть минус-Космоса ко Сверх-Космосу”.

На той же странице архипрелюбопытный пассаж — с обрамлениями — об антисемитизме, который “насколько мучителен для еврея как человека — настолько полезен для еврейства как народа”...

Редакция “Континента”, само собой, “накбапала” страничку успокоительного предисловия. К шести гачевским.

Андрей Геласимов. Жажда. — “Октябрь”, 2002, № 5.

По (моему) сравнению с прошлогодним, дебютным, чуть-чуть сэлинджеровским “Дневником подростка”, влюбленного в Одри Хэпберн (“Октябрь”, 2001, № 12), — новая вещь, как ни странно, перелитературена . Впрочем, не знаю.

Геополитика. — “Отечественные записки”, 2002, № 3 (4).

Отлично составленная справка: “отцы основатели”, национальные школы и прочее. Кстати, в этом же номере “Записок” есть аналогичная справка по “Исследованиям национального характера и картины мира”.

Владимир Губайловский. Автостоп. Поэма. — “Дружба народов”, 2002, № 6.

В какой-то день и час какой-то,

наездившись до столбняка,

умоюсь прямо из брандспойта

у колеса грузовика.

И что-то выявится четче,

и станет ясен тот рубеж,

где за повтором “Авва отче”

окликнул звательный падеж.

(Гл. 24.)

Лев Гудков. Русский неотрадиционализм и сопротивление переменам. — “Отечественные записки”, 2002, № 3 (4).

О судьбе “мультикультурализма” в России, “который не стал таким же поколенческим знаменем, как, например, постмодернизм”. “И обязан он этому своей недостаточной пустоте”. На ту же тему см. в номере статью Владимира Малахова “Осуществим ли в России русский проект?”.

Десять разговоров с раввином. Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика. — “Континент”, № 111 (2002, № 1).

Интервью руководителя Института талмудических публикаций. Беседа поделена на десять глав. Названия некоторых: “Чем Каин убил Авеля?”, “Тигры на свадьбе”, “Осел и контрабандист”, “В фантомном мире”, “Пес и кот”, “Летающие тарелки”.

“— Бердяев мечтал о том, чтобы встретиться со своим котом после смерти.

— Вопрос в том, мечтал ли об этом его кот. Я в этом сильно сомневаюсь. Вот если бы у Бердяева была собака, она бы наверняка мечтала о встрече...” И т. д. Аплодисменты Горелику, создавшему совершенно особую партитуру в рамках жанра. Посмотрите и на самого (варианты ударения различны) чудесного раввина (из предисловия: “На любой предмет Адин Штейнзальц смотрит глазами человека еврейской традиции, более того, глазами человека, ставшего сегодня одним из ее символов”), его фотография — на обложке журнала.

Анна Зализняк, Ирина Левонтина, Алексей Шмелев. Ключевые идеи русской языковой картины мира. — “Отечественные записки”, 2002, № 3 (4).

“Еще одной важной составляющей русской языковой картины мира является представление о непредсказуемости мира: человек не может ни предвидеть будущее, ни повлиять на него. В русском языке есть огромное количество языковых средств, призванных описывать жизнь человека как какой-то таинственный (природный) процесс. В результате создается такое представление, что человек не сам действует, а с ним нечто происходит. А мы только оглядываемся вокруг и разводим руками: так сложилось (вышло, получилось, случилось). Мы досадуем: вот угораздило! — или радуемся: повезло. А попав в затруднительное положение, надеемся, что как-нибудь образуется”.

Елена Иваницкая. После дебюта. — “Дружба народов”, 2002, № 6.

Год спустя после разбора произведений дебютантов-прозаиков проверяется, “оправдываются ли читательски-критические надежды”. В целом сочинения Дмитрия Рагозина, Максима Павлова и Елены Долгопят — “выдержали”. Наибольшую читательскую радость Елене Иваницкой — и тогда и сейчас — принесла проза Долгопят. Мне тоже.