Но самое интересное в письмах — суждения Шмелева о писательском мастерстве, которое он сравнивает с искусством гранильщика, и идеал для него в этом отношении — Чехов. Глубокой проникновенностью исполнены его размышления о роли пейзажа в творчестве русских классиков — Гоголя, Тургенева, Л. Н. Толстого, Чехова. Давая советы молодому писателю, Шмелев с присущей ему деликатностью постоянно оговаривается, что не ставит целью поучать: «Ради Бога, не думайте, что я хочу учить: я сам разбираюсь».
1925 год — Шмелевым уже написано «Солнце мертвых» (1923), одно из самых сильных по трагическому накалу произведений писателя. В этом же году он публикует ряд пронзительных рассказов: «Про одну старуху», «На пеньках», «Каменный век» и др., повествующих о страшных последствиях революционного разлома в России, о неисчислимых страданиях и бедствиях народных. Р. Днепров (один из псевдонимов Н. Рощина) в рецензии на книгу Шмелева «Родное» (Белград, 1931) так охарактеризовал своеобразный талант писателя: «Из всех зарубежных писателей Шмелев едва ли не самый русский. Кажется, никто с такой живостью, силой и горячностью не отзывается на темную горечь наших дней, на ту боль, обиду, страх и негодование, которыми переполнена современная русская жизнь»[4].
Отдав горькую дань тому, что изранило его душу, Шмелев предается затем дорогим воспоминаниям о былой утраченной жизни в стране отцов, которая рисуется ему в самых светлых красках. В 30-е годы из-под пера Шмелева выходят его вершинные, итоговые произведения: «Лето Господне» (Белград, 1933), «Богомолье» (Белград, 1935).
В годы Второй мировой войны пути Шмелева и Рощина расходятся. Шмелев наивно верит в освободительную миссию немецкой армии, которая свергнет в России ненавистный ему большевистский режим. В его душе еще живы воспоминания о «страшных днях» России. В период немецко-фашистской оккупации Франции он публикует в прогерманском печатном органе «Парижский вестник» свои произведения, но они о России, о прошлой ушедшей жизни его России.
Рощин же вступает в ряды французского Сопротивления, принимает активное участие в августовском восстании в Париже (1944). После победы над фашистской Германией был награжден орденом Почетного легиона. В декабре 1946 года, получив советский паспорт, Рощин вместе с 360 русскими реэмигрантами возвращается в Советский Союз.
Публикация, предисловие и комментарии Л. Г. ГОЛУБЕВОЙ. Публикуемые письма находятся в личном архиве публикатора.
Capbreton <Landes>. 1 июня 1925.Многоуважаемый Николай Яковлевич.
Благодарю Вас, — и простите, что несколько запоздало отвечаю: запустил корреспонденцию, до души не доходило, — через пень колоду переваливал.
Охотно готов представить д-ру Н. Андрич<у>[5] «Человека»[6], пусть за небольшое вознагр<аждение>, какое может дать, да только сейчас свободного экз<емпляра> «Человека» не имею. Скоро освободится у венгерского переводчика, напишу ему и вышлю, если дело решится. Не знаю, сколько могу просить с хорватов. Не скажете ли хоть приблизительно?
Я писал Ив<ану> Ал<ексеевичу>[7] о Вас — относит<ельно> работы в Сербск<ом> изда<тель>стве, но он ничего пока сам не знает. Я ни звука ни от кого не получаю. Пишу сегодня Ив. Бунину еще. Что Вам известно? М<ожет> б<ыть>, в большей осведомленности в Париже. А я здесь только кукушек слушаю.
Что Вы делаете теперь, как живете. Вот, новая газета «Возрождение»[8] — надеюсь, Вы там устроитесь как? Во вс<я>к<ом> случае, работать должны. О ней я ничего не знаю подробно, отозвался лишь на телеграмму Струве[9]. Вы напишите Ив. А. Бунину, он хорош со Струве. М<ожет> б<ыть>, он чем-нибудь Вам посодействует. И я о том же пишу ему про Вас. Для «Возр<ождения>» мог бы прислать «Письмо молодого казака»[10] или «Птицы»[11] («Руль») — остальные все длиннее 500 строк.
Напишите непременно Ив<ану> Ал<ексеевичу>. Какие литерат<урные> новости в Париже. <Нрзб> ли?
Вот — «Старуху»[12] перевести на хорв<атский> язык! Да длинновата. И — трудна.
Душевно Ваш Ив. Шмелев.
Шлем Вам все трое привет, или 2 1/ sub 2 /sub — Юля[13] в Париже. Пишите, буду рад иметь известия от Вас и о Вас.
Capbzreton (Landes). 20.VI.1925Дорогой Николай Яковлевич.
Удалось ли Вам с «Возрождением»? Боюсь, что нет, ибо, думается, у Струве своих знакомых много. Но, во всяком случае, Вы будете иметь еще одну газету — для работы.