А может, это он себя накручивал. Ходил, как зверь, по пасмурному дню, раздраженно помогал по хозяйству: спустился во двор, припечатал половики к чудом живому, нетронутому снежному углу. Сырой насквозь снег откликнулся с такой готовностью.
Ольга приняла приглашение с удивительным энтузиазмом:
— Ой, а как, а что?.. Что-нибудь взять с собой?
Что? “Вдову Клико”? Ладно хоть — не “что надеть”...
Внезапно воодушевленная, заявила, что прибудет из Красного Ключа в двадцать ноль-ноль. Возьмет такси до нужного, слышно — подробно записанного адреса, поэтому встречать не нужно.
— Двадцать? Нет, ну что так поздно! — закудахтал Игорь. — Позвони ей! Пусть пораньше.
Но это было уже выше Пашиных сил.
— Я сам подъеду раньше — пойдет?
Ох, не любил он торчать лишнего на этой хате. Сожжены ли были плафоны, брежневских еще годов, от пыли и старости пятнами пошедшие и являвшие собой уже не матовое стекло, а благородные толщи мрамора? Не тянула ли уже проводка, даже не брежневская? Но в квартире всегда держался полумрак, и как только пряталось солнце, а зимой оно проскакивало контрабандой — не заметишь, комнату затягивало дремотной вуалью.
Данилу Паша не застал. Оказалось, тот потопал в магазин — за сыром “сваля”, как важно пояснил Игорь, и за оливками, а стратегический запас красного вина ждал уже на холодном подоконнике, и горлышки бутылок чернели, как боеголовки.
— По одной? — подмигнул Игорь.
Павел не то чтобы кивнул. Не хватало еще устраивать вульгарную пьянку при Ольге: нажираться, пугать, лезть на прощание синими губами. Или не на прощание.
— “В Звездном городке Валентина Терешкова, которая через несколько дней отметит замечательный юбилей, опровергла миф о своей закрытости”.
Игорь зачитал прямо-таки по-левитановски.
— Звездный городок: ассоциируется с чем-то таким... В духе “Дома-2”, — усмехнулся Паша.
— Ну да. “Территория любви” и все прочее. — Игорь потряс газетным листом. — А тут есть пара стильных моментов! Вот смотри. На вопрос про космических туристов она отвечает, что полетела бы и сама, если были бы деньги.
— Молодец. Сколько ей лет?
— Тут не пишут, какой юбилей. Семьдесят, наверное. Но это ладно. Тут вот заходит речь про Марс. “Мое хобби — это удивительная, загадочная Красная планета, о которой мы с Сергеем Павловичем Королевым мечтали несколько десятилетий назад”.
— Хорошо, когда человек продолжает о чем-то мечтать. — Паша оглушительно вывинтил пробку, а до того цеплял фольгу вилкой, вел заусенец, и подумал, что если бы Наташа не решилась-таки на свои Штаты, то бредила и бредила бы ими, грызла бы всю жизнь и себя и его...
— Это еще не самое впечатляющее. Вот. “Я готова полететь туда и даже не возвращаться”. Ты понимаешь?!
— Что?
— Ну как! Это же так... Ну не знаю. Я тут даже такой сюжет сочинил, может, даже напишу. Такая грандиозная антиутопия. О том, как старые символы несовместимы с нашим временем, они просто не могут сейчас существовать, это нереально, понимаешь? Это как Маресьев говорил в интервью, что его в глаза спрашивают: “Вы что, еще живы?”, а одна газета, по его словам, так и вышла с заголовком: “Оказывается, Маресьев еще жив”... Так вот, рассказ — как празднуют этот юбилей и как ее торжественно запускают на Марс, по ее просьбе. Там, трансляция запуска по тиви, шумиха, торжества. И все как будто в порядке вещей. “Терешкова летит на Марс”. Сюжет сам, допустим, такой: журналист, лирический герой, беседует с ней, ходит с ней. Общая подготовка...
Игорь так увлеченно рассказывал, такой верой горели его глаза, что Паша впервые пошатнулся мыслью насчет него. Может, что-нибудь когда-нибудь у него и состоится, на этих русских горках безумных идей.
— Только лучше тогда другой юбилей, десять лет назад, — Паша неожиданно серьезно это предложил. — В девяносто седьмом тоже ведь был, получается...
— Почему так? — удивился Игорь.
— Потому что это больше похоже на девяностые. Эпоха, которая выпроваживала все, связанное с прошлым, и все эти символы, которые ей мозолили глаза. К тому времени — да, подходит эта фантасмагория. А сейчас многое изменилось.
— Ты всерьез так думаешь? — Игорь усмехнулся скептически.
Всерьез Паша думал совсем о другом. Терешкова болезненно напомнила о Наташиной маме: Анна Михайловна позвонила в аккурат вчера, так внезапно, что он ее напористо не узнавал, а она едва — испуганно — не положила трубку.